| "Несбывшееся" |
Название: Несбывшееся Автор: Anhelle Фандом: Linkin Park Категория: Слеш Пейринг: Майк Шинода / Честер Беннингтон, Роб Бурдон / Честер Беннингтон Рейтинг: R Жанр: Romance, АУ Дисклеймер: У меня нет прав на персонажей, так как они принадлежат только себе, могу только претендовать на то, что детали характеров (если таковые имеются) принадлежат только мне. По поводу сюжета тоже ничего сказать не могу, так как известно, существует лишь семь линий развития, все остальное - вариации. Саммари: Любовь в экзотической обстановке. Потуги на кровь, любовь и политические игры. Предупреждения: АУ. Содержит описание гомосексуальных отношений со всеми вытекающими последствиями. Сцены насилия, употребления наркотиков. Смерть персонажей. 1878 год. Япония. Сэр Честер Чарльз Беннингтон, верноподданный Британской Империи, тайное доверенное лицо Ее Императорского Величества Королевы Виктории, потомственный дворянин, предки которого сражались с дикими шотландскими племенами, перегнулся через борт и, болезненно сжимаясь, изверг содержимое своего желудка в изумрудно-зеленые воды йокогамской бухты. Утерев кривящиеся губы накрахмаленным белым платком, сэр Беннингтон на негнущихся ногах отошел от борта гордости британского парусного флота и побрел в сторону каюты. Проигнорировав ухмылку своего помощника, этой гнусной ирландской морды Фаррела, сэр Честер опустился на узкую койку, ножки которой были крепко привинчены к полу каюты, и едва слышно прошипел: - Ненавижу море! Пряча улыбку в густые рыжие заросли на подбородке, Дэйв Фаррел вышел из каюты, оставив страдающего лорда Беннингтона наедине с собой. Вы спросите, дорогой читатель, какая нелегкая занесла достопочтенного лорда Беннингтона в Йокогаму. Все очень просто. Сэр Честер, как уже говорилось ранее, был доверенным лицом Ее Величества, к тому же был многообещающим бойцом дипломатического фронта. А в свете недавних побед Британской Империи в Средней Азии, было решено закрепить влияние и на дальнем востоке. В Японии. Известие о направлении в страну восходящего солнца лорд Беннингтон воспринял с восторгом, Япония давно будоражила его воображение, взирая рисованными глазами гейш и самураев с ярких гравюр. Собравшись в рекордный срок, молодой сэр в компании своего слуги Фаррела прибыл в порт Дувра и пустился в многомесячное путешествие из Англии в Японию. Сначала по свинцовым водам Ламанша, затем вдоль побережья Франции, Испании, Португалии, сквозь узкое горло Гибралтара в Средиземное море с заходом в богатые порты Кипра, только присягнувшего Британской короне. Оттуда в сторону недавно открытого Суэцкого канала, затем по водам Красного (действительно красного!) моря в Йемен. Мимо Иберийского полуострова в Аравийское море и оттуда в лазоревые воды Индийского Океана, прижимаясь к побережью Индонезии. Сквозь россыпь райских островов из Индийского океана в Тихий, вдоль обрывистого побережья (как в родной Англии!) к единственному открытому японскому порту – к Йокогаме. И вот, наконец, из туманной дымки проявляется размытый призрак гигантской горы. Фудзияма. И все это было бы прекрасно. Для кого угодно, но только не для лорда Беннингтона, ни разу до сих пор не выходившему в море. Кто бы мог подумать, что сын одного из адмиралов Императорского флота будет страдать жесточайшей морской болезнью? Да никто. Но… Эти полгода стали для сэра Честера бесконечной пыткой. Долго предаваться жалости к себе сэру Беннингтону не пришлось. Спустя полчаса после его вынужденного визита на палубу дверь каюты распахнулась. На пороге стоял сияющий Фаррел: - Прибыли, сэр! «Гнусная ирландская морда!» Лорд Честер с огромным трудом поднялся с постели и отправился на палубу. Порт Йокогамы встретил его палящим солнцем, оглушающими криками чаек и всепроникающим запахом рыбы. Так началось знакомство сэра Беннингтона с Японией. Йокогама молодому лорду не понравилась. Хотя нет, не то, чтобы не понравилась, просто не впечатлила. Ожидая увидеть что-то новое, неизведанное (японское, черт возьми!) сэр Честер был несколько разочарован, когда его взгляду открылась ничем не примечательная набережная, заполненная пестрой толпой. Вполне себе европейского вида дома в два этажа, не выше, вплотную примыкали к многочисленным пирсам и причалам, далеко справа виднелись особняки посолиднее, в три, а то и в четыре этажа. И, несмотря на разочарование, вызванное расхождением ожиданий с действительностью, двигаясь вниз по трапу, сэр Честер Чарльз Беннингтон испытал невероятный душевный подъем. «Земля!» - радостно возопил он про себя. Настроение стремительно улучшалось, и даже вечная ехидная улыбка Фаррела сейчас не раздражала. Как только подошвы ботинок лорда Бэннингтона коснулись брусчатки набережной, ему навстречу подался молодой мужчина европейской наружности. Он был достаточно высок, приятен внешне, примерно одного возраста с сэром Честером. У него было слегка вытянутое лицо, на котором выделялись крупные печальные глаза неопределенного цвета. Короткие темные волосы слегка растрепал прибрежный ветер. Он приветливо улыбнулся, отчего уголки его глаз чуть опустились, и произнес: - Добрый день, сэр. Вы должно быть лорд Честер Беннингтон? – дождавшись утвердительного кивка, он продолжил: - Позвольте представиться. Лорд Роберт Грегори Бурдон, эсквайр. - Лорд Честер Чарльз Беннингтон… Но вы ведь и так это знаете. Очень приятно. – сэр Честер улыбнулся, лорд Бурдон ему определенно понравился. - Я служу в посольстве. Меня отрядили вас встретить. – сэр Роберт бросил слегка испуганный взгляд на многочисленные сундуки и саквояжи, которые матросы выгружали на набережную под бдительным оком рыжего Фаррела. – Это все ваш багаж? - Да… - лорд Беннингтон почувствовал легкое смущение. - Ну что ж… Поедемте в посольство, сэр. То, как молодые верноподданные Британской Короны добирались до английского посольства, стоит описать отдельно. Следует отметить, что сэр Беннингтон никогда не отличался типичной, для англичан, сдержанностью. И даже строгое воспитание (муштра, если быть откровенными) в одном из лучших военных училищ туманного Альбиона не смогло искоренить в молодом лорде некоторую… несдержанность. Как только англичане покинули район порта и окунулись в дебри туземного квартала, экзотика, которой так жаждал лорд Честер, буквально полезла изо всех щелей. «Вот она, настоящая Япония!» - кричал сэр Беннингтон, вскакивая с места и опасно раскачивая куруму. Лорд Бурдон краснел и бледнел при каждом восторженном выкрике молодого Беннингтона. Одетые (а иногда и раздетые) в традиционно-японском стиле местные жители провожали вереницу повозок, груженых багажом Беннингтона, непроницаемыми взглядами темных глаз. Во главе колонны в ярко-красной куруме ехали молодые лорды и, тихо посмеивающийся в бороду, Фаррел. Наконец, вереница повозок достигла британского посольства. К тому моменту наша троица выглядела весьма колоритно. Лорд Беннингтон был слегка растрепан. Его очки чуть сбились, глаза горели лихорадочным огнем, а на губах играла восторженная улыбка. Сэр Бурдон выглядел менее радостным, его грустные глаза стали еще грустнее, кожа лица имела «чудесный» зеленоватый оттенок. Ирландец же пошел красными пятнами – последние пятнадцать минут поездки он едва сдерживал смех, наблюдая за мучениями лорда Роберта. Сэр Честер выскочил из повозки и помчался в сторону изысканного особняка в классическом стиле. Радостно улыбнувшись, он подумал: «Здравствуй, новый дом». * * * Полномочный посол Ее Императорского Величества Королевы Виктории в Йокогаме лорд Бредфорд Филипп Делсон с нетерпением ждал встречи с лордом Беннингтоном, который, несмотря на юный возраст, успел стать известным в дипломатических кругах. Известие о прикомандировании к йокогамскому посольству Британской Империи сэра Беннингтона несказанно обрадовало господина посла, ведь он знал, как никто другой, что основные баталии за будущее Японии разворачиваются именно здесь в Йокогаме, а не в Эдо. Проведя в Японии без малого пятнадцать лет, сэр Бредфорд осознал всю стратегическую важность маленького города-порта. Именно здесь решалось, кому достанется Япония, будет прозябать под крылом двуглавого орла или же вольется в могущественную Британскую Империю. И вот лорд Бредфорд ждал. Он даже послал своего личного секретаря Бурдона встретить юное дарование, дав строгие указания сразу же по прибытии сопроводить лорда Беннингтона в посольство и доставить на беседу в посольский кабинет. Томительно тянулись минуты ожидания, а молодых людей все не было. По расчетам господина сэра Бредфорда корабль должен был уже пришвартоваться и полностью разгрузиться… «Уж, не в кабак ли они пошли?! Хотя нет… Бурдон – тот еще зануда… Так что же могло их задержать?» - недоумевал господин посол. – «Неужели какие-то проблемы с местными властями?» - предположить, что чрезвычайно обильный багаж лорда Беннингтона значительно замедляет продвижение по узким улицам Йокогамы, он не мог. Да ему бы и в голову такое не пришло… И вот, когда все мыслимые и немыслимые сроки истекли, лорд Делсон буквально взорвался. Вскочив с кресла, сэр Бредфорд принялся метаться по кабинету и шипеть сквозь зубы смутные проклятия. - Да где же черт носит этих глупых мальчишек?! Где этот Беннингтон?! Раздалось смущенное покашливание. На пороге посольского кабинета стояли двое: бледно-зеленый Бурдон и незнакомый молодой человек. Незнакомец был среднего роста, худощавого, даже хрупкого телосложения. Короткие темные волосы были слегка растрепаны. Черты лица приятные. Из-за стекол очков на господина посла взирали невероятные глаза. Крупные темно-карие, в них сквозила ангельская невинность и одновременно ехидство, некая ирония. На тонких губах играла легкая улыбка. - Позвольте представиться. – произнесло эфемерное создание. – Лорд Честер Чарльз Беннингтон, прибыл в ваше распоряжение. – молодой человек чуть склонил голову в приветствии, улыбка на его лице стала шире. «Держу пари, именно эта его улыбка и эти глаза помогли сделать ему карьеру… Им невозможно противостоять…» - думал лорд Бредфорд, произнося слова приветствия и представляясь, чувствуя, как его губы сами по себе растягиваются в ответной улыбке. - Я много хорошего о вас слышал, сэр… - начал лорд Делсон, опускаясь в кресло. – Вы зарекомендовали себя успешным дипломатом в критском вопросе. – сэр Бредфорд задумчиво крутил в пальцах курительную трубку. – Но… - сердце Беннингтона упало. – Здесь играть честно не получится. У русских тут очень сильный человек. Сильный, дальновидный и умный. И уж простите, но вы ему не противник… Каждое слово господина консула было словно пощечина. Лорд Беннингтон все глубже и глубже опускался в пучину отчаяния и жалости к себе. Хотя на его лице переживания никак не отразились. «Неужели меня зря сюда послали… Неужели я действительно абсолютно бесполезен?» - Я возьму его на себя… Вот уже пятнадцать лет борюсь с ним… - продолжал между тем сэр Бредфорд.- А вы будете встречать корабли, опекать наших с вами соотечественников, решать незначительные вопросы с местными властями… Но… - Беннингтон встрепенулся. – Все это для отвода глаз. – Впервые с начала разговора лорд Делсон посмотрел в глаза Честеру. – Основной вашей работой будет общение. С аристократией, промышленниками, значительными персонами… Вы будете с ними общаться и ненавязчиво внушать, что дружба с Британией для Японии куда выгодней, чем с Россией… «Вот это уже интересно!» - Особое внимание вам следует уделить этому человеку… Роберт. – лорд Делсон взглянул на своего помощника, тот поднялся с дивана и протянул сэру Беннингтону фотографию. На ней был изображен молодой мужчина. Японец, судя по всему. Крупные глаза, пожалуй, даже слишком крупные и широко раскрытые для азиата… Пухлые щеки, решительный рот. Европейского вида стрижка, тонкие усы над верхней губой. Внешность можно было бы назвать приятной, даже милой, если бы не маска невозмутимого безразличия на лице… - Кенжи Шинода. Старший сын местного якудзы. Учился в Сорбонне. Он тот, кто лет через пять будет держать в кулаке этот город… А еще через десять и всю Японию. Вы должны втереться к нему в доверие, завоевать его дружбу и… - лорд Бредфорд чуть запнулся. – И… И мягко направлять его в ту сторону, по тому пути, который будет нам полезен… Вы меня понимаете? Беннингтон прямо взглянул на господина посла. В его глазах плясали бесенята, на губах горела азартная улыбка. - Это будет чертовски интересно! Когда за лордом Беннингтоном затворилась дверь, сэр Делсон почувствовал на себе укоризненный взгляд Роберта. - Почему вы не сказали ему всего? – спросил секретарь. - А вы думаете, он бы согласился? – устало потирая глаза, вопросил лорд Делсон. - Это низко! – воскликнул Бурдон, вскакивая с места. - Это – политика! – так же резко ответил посол. - Вы погубите его и свою душу! - Я уже проклят, Роберт… Мне тоже понравился этот молодой человек, и мне так же будет жаль, если с ним что-то случится, но… * * * - Сегодняшним вечером состоится банкет в честь дня рождения принца Эдварда. Кенжи Шинода будет там. Будьте готовы. - Да, сэр. * * * Многоярусная хрустальная люстра заливала просторный банкетный зал британского посольства мягким золотистым светом. В воздухе витала причудливая смесь запахов цветов, изысканных блюд и свечного воска. По зале порхали дамы, похожие на райских птиц своими нарядами. Мужчины все, как один, были затянуты в черные фраки. Изредка попадались господа в военной форме своих держав. «Все эти гайдзины (иностранцы, яп.)… Их красные волосы и водяные глаза… Их удушающий запах… С каким удовольствием я бы выгнал их всех вон… Этот зал похож на котел, в котором варятся отбросы… Их мерзкие низкие мысли написаны на их уродливых лицах… Грязью оседают в их бледных душах…» Кенжи Шинода отпил еще глоток шампанского и едва сдержал желание поморщиться. В очередной раз, поразившись отвратительному вкусу любимого европейцами напитка, он скучающим взором обвел зал. В тени колонны стоял пухлый корейский посол. Хан кажется. Тугой воротник смокинга невыносимо тер его красную шею, это было видно по тому, как он то и дело поправлял накрахмаленные кусок ткани. Кореец обсуждал что-то с префектом Накамурой. Накамура был невозмутим. «Продашься корейцам, собака?» Огромный русский стоял у фонтана и, улыбаясь, что-то рассказывал генералу Амано. Тот тонко улыбался, но Кенжи видел, скуку в глазах генерала. В глазах русского так же сквозило что-то наподобие скуки, и может быть, легкого раздражения. «Дипломаты… Все презираете друг друга… Но вынуждены изображать дружбу…» Британцы. У фонтана в центре зала. Трое. Делсон, Бурдон и незнакомый мужчина. Незнакомец неожиданно привлек внимание Шиноды… Хотя почему неожиданно, его всегда интересовали новые люди. Но в этом молодом человеке было что-то, что выделяло его из толпы гайдзинов. Высокий, хотя не такой высокий как большинство иностранцев. Тонкий. Кожа очень светлая, светлее, чем у большинства красноголовых. Глаза. Почти как у нормальных людей. Теплые. Волосы короткие красные (прим. автора: у японцев того времени волосы любого цвета кроме черного назывались красными). «Конэко (котенок, яп.)» - подумал Шинода, продолжая изучать незнакомца. Плавные движения. Мягкая улыбка. Искрящийся смех. «Томобиси (огонек, яп.)… Хм… Интересный гайдзин…» - Кенжи улыбнулся. – «Надо будет познакомиться.» - Видите его? Вон он в отдалении ото всех, у балюстрады. – шепнул лорд Делсон не шевеля губами. - Да, сэр. – он взглянул на японца незаметно скосив глаза. - Он уже вас заметил… Вы его заинтересовали… Япошка падок на новых людей… - Делсон пригубил вино. - Он идет сюда! – взволнованно шепнул Бурдон, крутя в пальцах изящный бокал. - Помните о том, о чем мы говорили. - Я помню… Честер обернулся и встретился глазами с приближающимся Шинодой. На секунду его сердце замерло, он почувствовал себя летящим в пропасть. Взгляд темных, почти черных глаз затягивал. В их непроницаемой глубине, плескалась опасность и что-то еще, какая-то загадка, которую молодой лорд тут же возжелал разгадать. Захотелось, во что бы то ни стало подергать этого тигра за усы. - Добрый вечер господа. Лорд Делсон, лорд Бурдон… - японец склонил голову в приветствии и вопросительно воззрился на Беннингтона. – А вы… - Лорд Честер Чарльз Беннингтон, к вашим услугам. – чуть заикаясь и все так же не в силах оторваться от глаз Шиноды, произнес Честер. - Кенжи Шинода. – голос японца показался Честеру удивительно приятным. – Вы только прибыли в Японию? – вопросительно изогнув бровь. - Да… Всего лишь второй день в вашей чудесной стране… Должен признаться, я уже очарован… «Это будет…» «… интересно!» * * * Под высокими сводами бальной залы британского консульства разлились первые аккорды венского вальса. Взоры присутствующих тут же были прикованы к редким танцующим парам. В глубине зала в тени колонн стояли двое мужчин, настолько поглощенные разговором, что, казалось, окружающее перестало их волновать. Этими двумя при ближайшем рассмотрении оказались лорд Беннингтон и господин Шинода. И если бы кто-либо оторвался от созерцания вальса и бросил нечаянный взгляд в сторону молодых людей, он был бы поражен разительной переменой в молодом Шиноде. Он растерял всю свою обычную сдержанность и, бурно жестикулируя, с широкой улыбкой на лице что-то горячо доказывал Беннингтону. Щеки последнего радовали взгляд здоровым румянцем. Он часто смеялся, чуть запрокидывая голову, отчего обнажалось светлокожее горло и острый кадык. В такие моменты в глазах местного бона (сын главы клана якудза, яп.) светились мириады шальных мыслей. Но молодой англичанин этого не замечал, виной тому могло послужить огромное количество выпитого или, быть может, что-то другое… Кто знает… Перенесемся на пару часов вперед. Утомленные шумной и душной толпой, молодые люди вышли в сад. Ночь встретила их прохладой, шелестом листвы, стрекотом цикад и журчанием далекого ручья. В воздухе витал слабый запах жасмина. Они молчали, нет, это не было неловким молчанием, просто слова и истории иссякли, но просто находиться рядом друг с другом было приятно. Они шли по извилистой дорожке, выложенной песчаником. Все ближе и отчетливей звучал ручей. Вот они вышли на широкую поляну, окруженную высокими деревьями и густым кустарником. «Лорд Делсон совсем запустил свой сад… Следует нанять садов…» - подумал лорд Беннингтон, прежде чем его совершенно немыслимым образом прервали. Шинода схватил англичанина за хрупкие плечи и рывком привлек к себе. Его горячие сухие губы властно впились в рот растерявшегося Честера. Тот сдавлено мяукнул, когда язык японца коснулся его зубов. «О, Господи! Что позволяет себе этот дикарь?!» - кричал про себя лорд Беннингтон, прилагая все усилия, что бы высвободиться из железных рук японца. - Нет! Я не могу на это смотреть и ничего не предпринять! – шепнул лорд Бурдон и рванулся вперед, но бдительный Фаррел обхватил его своими ручищами поперек груди и не позволил англичанину вмешаться. – Пусти! - Сэр! Не надо! Неистовые поцелуи Шиноды постепенно стали нежнее и Честер с ужасом, понял, что действия японца начали приносить удовольствие. «Неправильно… Это ужасающе неправильно… Но как это может быть неправильным, когда приносит такое удовольствие?» Внезапно Кенжи отстранился, оставив в англичанина в недоумении. Коснувшись пальцами щеки оторопевшего Честера, он стремительно скрылся в окружающих поляну зарослях. Именно в этот момент кусты за спиной Беннингтона расступились, и на поляну вывались лорд Бурдон и Фаррел. Роберт бросился к Честеру и воскликнул: - Сэр, вы… Вы в порядке? Честер не отвечал. По его лицу блуждала растерянная улыбка, глаза подернулись мечтательной дымкой. Кончиками пальцев он коснулся губ и шепнул: - Господи… * * * Утро следующего дня. Лорд Беннингтон прижимал к пылающему лбу влажный компресс и с неудовольствием наблюдал ехидную рожу Фаррела. Лорд Бурдон глазами полными печали взирал на него с противоположного конца посольского кабинета. Лорд Делсон же наоборот лучился удовлетворением. - Ваш ход… чрезвычайно находчив. – с улыбкой произнес он. «Можно подумать, это произошло по моей инициативе…» - Манипулировать влюбленным мужчиной будет гораздо удобней! - О чем вы говорите, сэр?! – воскликнул Роберт, возмущенный до глубины души. – Вы собираетесь отправить Честера на растерзание этому… этому мерзавцу?! - Что вы, Роберт! Я думаю, сэр Беннингтон сам решит, стоит ли продолжать… это. - Ммм… Я думаю, этим стоит воспользоваться… - задумчиво протянул Честер. - Но сэр! Вдруг этот дикарь попытается… - Именно поэтому вы Робрет и Фаррел так же как и вчера будете скрытно следовать за мной, что бы не случилось чего-нибудь… непредвиденного. * * * Кенжи прогуливался по набережной Банда. В этот ранний час, было около пяти утра, прохожих было мало… Точнее их не было вовсе. Шинода наслаждался. Рассеянным светом газовых фонарей, тихим шелестом прибрежных вод. Едва слышным поскрипыванием корабельных снастей. А главное, он наслаждался одиночеством. Но радоваться долго ему не пришлось. Когда он проходил мимо очередного пирса, его слуха достигли сдавленные проклятия и вполне отчетливый звук зевания. Из-за многочисленных тюков и ящиков показался сонный лорд Беннингтон в компании пьяного моряка. - Значит, все в порядке у нас с документами, сэр? – заискивающе тянул старик. - Да, мистер Доэрти… У вас все в порядке! - То есть никаких проблем с властями местными не будет? - Нет! – начал было лорд Беннингтон, но осекся, заметив стоящего неподалеку Шиноду. Краска смущения залила лицо молодого дипломата. Резко свернув разговор с моряком, он, улыбаясь чуть растерянно, поспешил на встречу Кенжи. - Доброе утро, господин Шинода. – произнес он, поравнявшись с японцем. - Доброе утро, лорд Беннингтон… - сказал Кенжи, жадно разглядывая Честера. С той ночи он ничуть не изменился. То есть по-прежнему вызывал в душе Кенжи совершенно определенные порывы. «Значит, шампанское тут не причем… Он все еще кажется мне привлекательным…» - Что привело вас в столь ранний час на пирсы, любезный сэр? – изогнув бровь и улыбаясь, протянул Шинода. - Тот же вопрос можно задать и вам, многоуважаемый господин Шинода… - не остался в долгу англичанин. - Но я первый спросил! - Хмм… Вы весьма самонадеянны, не так ли? – в ответ Шинода мило улыбнулся. – Ладно… Я встречал судно… - Так рано? - К моему огромному сожалению… - сэр Честер состроил выразительную гримасу. – Теперь ваша очередь! Что вы так рано делаете на набережной? - Гуляю. - Так рано? – пришла очередь Беннингтона вопросительно выгибать бровь. Шинода лишь пожал плечами. - Позволите проводить вас до посольства? - Боитесь я не найду дороги? – с улыбкой ответил Беннингтон. - Всего лишь забочусь о вашей безопасности… Это знаете ли не самый спокойный городок. - Ну что ж… Не то, чтобы я боялся за свою шкуру… Но ваше общество будет мне приятно. Дорога до английского консульства пролетела в разговорах ни о чем. Остановившись перед витыми воротами, молодые люди некоторое время молчали, будто собираясь с мыслями. Никто не решался начать первым. Наконец, не выдержав затянувшейся паузы, лорд Беннингтон робко коснулся кончиками пальцев локтя Шиноды и тихо сказал: - Я был бы рад познакомиться с этим городом, сэр… - Я с радостью вам его покажу. - Когда? - Если хотите прямо сегодня. - Я буду рад. - Сегодня в три. - Договорились. Шинода наклонился вперед и, прикрыв глаза, коснулся губами скулы Беннингтона. - До встречи. - Господи! Этот дикарь!!! – возмутился Роберт и рванулся в сторону ворот. Точнее попытался рвануться, бдительный Фаррел вновь вовремя перехватил лорда Бурдона. * * * - Как все прошло, сэр Беннингтон? – спросил лорд Делсон, не отрываясь от просмотра бумаг. - Просто прекрасно, строго по плану. Япошка у нас в кармане. – ухмыляясь протянул Честер. - Прекрасно. Вы можете отдохнуть пока. - Спасибо, сэр. – с этими словами Честер вышел из посольского кабинета и направился в сторону своих комнат. Едва за ним затворилась дверь спальни, как он сполз на пол по ее поверхности. «О, Боже!!!» Честер вспомнил, как затряслись его колени, когда губы японца скользнули по его коже. Как горячо становилось в груди от улыбок Шиноды. Как ему хотелось, что бы две пары глаз, глаза Роберта и Фаррела, смотрели в другую сторону… «Боже!!! Неужели?!» * * * - Следуйте за нами, но на некотором удалении… - говорил лорд Беннингтон, стоя перед зеркалом и борясь с галстуком. – Я бы не хотел, что бы Шинода заметил вас в самый ответственный момент… Фаррел!!! – внезапно рявкнул Честер. – Завяжите этот проклятый галстук! - Сию секунду, сэр. – ирландец подошел к Беннингтону и, ухмыляясь во весь рот, буквально за секунду завязал виндзорский узел по всем правилам. - Спасибо, Дэвид… - улыбнулся Беннингтон, любясь своим отражением. Откашлявшись, он продолжил: - Я не знаю, по какому маршруту он меня поведет, но не думаю, что мы сунемся в Сеттльмент (прим. автора: Сеттльмент – европейский квартал)… Я думаю вам стоит замаскироваться… - Он бросил выразительный взгляд в сторону тут же покрасневшего до корней волос Бурдон. – Вы сможете изобразить пьяного матроса? Лорд Бурдон только растерянно хлопал глазами. - Фаррел вам покажет… Вы ведь покажите, мистер Фаррел? Рыжебородый широко улыбнулся. В его глазах сэру Роберту почудились безумные огни. - Так вот… Вы замаскируетесь и будете скрытно следовать за нами. И не будете… я подчеркиваю! Не будете вмешиваться, что бы ни происходило, если только я не подам условный знак… Хм… Допустим оброню перчатки. Вы меня поняли? Фаррел? Лорд Бурдон. Дождавшись утвердительных кивков от обоих, лорд Беннингтон взглянул на циферблат карманных часов. «Без двадцати три… Скоро он будет здесь… Скорей бы… Скорей бы?! Я совсем сошел с ума!» - Скоро он будет здесь! Господа, готовьтесь скорее… Фаррел, у вас готов костюм для Роберта? - Конечно, сэр! - Тогда идите переодевайтесь. – Фаррел скрылся за дверью. - Сэр? - Да, Роберт? – лорд Беннингтон вопросительно посмотрел на Бурдона. Тот сделал шаг вперед, еще один и оказался стоящим почти вплотную к Честеру. Взял руки Беннингтона в свои и, отводя взгляд, срывающимся голосом проговорил: - Сэр, если вы… Если вы почувствуете хоть малейшую угрозу со стороны этого… Шиноды, прошу вас, сразу же зовите нас… Я умоляю вас! – он, наконец поднял взгляд. Его глаза горели таким отчаянием, что лорд Беннингтон не выдержал. Мягко улыбаясь и пожимая ладони Роберта он сказал: - Не волнуйтесь, Роберт! Все будет прекрасно! И… - он замолчал на секунду. – И я рад, что у меня есть такой друг, как вы. * * * «Посмотри на себя! Что за дурацкое выражение?! Выглядишь так, как будто тебе домен в тысячу акров Ее Величество подарила… Соберись!» Лорд Беннингтон стоял в своей спальне и смотрел на свое отражение в зеркале. И то, что он видел, ему категорически не нравилось. Из-за стекла, покрытого тонким слоем амальгамы, на него смотрел молодой мужчина приятной наружности, одетый как отъявленный денди. Кроме того этот молодой денди приятной наружности отчаянно нервничал, что было видно по его раскрасневшимся щекам и блеску глаз. «Юноша бледный… Ладно, не бледный юноша со взором горящим… Вырядился как на свидание… Ах! Без пяти три! Что мне делать?! Интересно, я успею переодеться?» - Честер принялся стягивать с себя пиджак. Внезапно раздался тихий стук и из-за двери донесся голос Мердока, дворецкого: - К вам господин Шинода, сэр. Он ожидает в холле. * * * Кенжи сидел в кресле посреди просторного холла английского консульства и отчаянно трусил. Естественно на его лице это никак не отражалось. Самообладание отказывало ему только в присутствии этого странного гайдзина Беннингтона. В присутствии «конэко». «Почему ты так действуешь на меня? Откуда у тебя такая власть? Клянусь, если ты прикажешь мне погасить солнце, я сделаю это… И не смогу скрыть радости от того, что выполнил твое желание… Попроси меня о чем угодно. Убей меня, принеси в жертву, но позволь быть рядом с тобой…» - Добрый день, господин Шинода. – Кенжи резко обернулся и потерял дар речи, дыхание перехватило. Честер стоял в дверях, ведущих в жилое крыло консульства. Он был одет весьма изысканно и… обольстительно. Кенжи не знал, что делало лорда Беннингтона таким притягательным в его глазах, но… - Вам очень идет бежевый цвет, сэр… - у Честера вновь задрожали колени от звука этого голоса. – Вы готовы отправиться на прогулку? - Д-да… Да конечно! * * * Вот уже третий час молодые люди блуждали по узким извилистым улочкам туземных кварталов Йокогамы. Они болтали и смеялись, Шинода рассказывал потрясающе интересные истории о городе, но Честер не слушал… Точнее не слышал, он просто наслаждался голосом этого человека. Его теплым взглядом, яркими улыбками… И конечно же лорду Беннингтону льстило особое отношение японца к его персоне… То, что в его присутствии он не скрывал своих эмоций… Ему нравилось, как иногда забываясь, Шинода называл его «конэко»… «Интересно, что же это значит? Конэко… Наверняка что-то приятное… Он произносит это с такой нежностью…» - Сэр? Вы не устали? - Слегка… - Тут неподалеку есть парк… Мы могли бы там немного отдохнуть. Но до парка они не добрались. Совершенно незаметно небо затянули тучи. Тяжелые крупные капли застучали по пыльной мостовой. Спеша скрыться от дождя, молодые люди, чуть поплутав по лабиринту улочек, забежали под маленький навес над входом в какое-то здание. - Фаррел! – в глазах Бурдона плескался ужас. – Где они? Куда они делись?! Они же секунду назад были здесь! - Сэр… Сэр успокойтесь… - Как я могу успокоиться? Когда мой… Когда мой друг один наедине с этим дикарем?! Дэвид лишь хмыкнул в бороду, смотря исподлобья на молодого англичанина, и промолчал, хотя причины волнения Роберта были ясны как день… Под навесом было ужасно тесно, но это обстоятельство ничуть не волновало лорда Беннингтона. Хотя волновало, конечно, но это было приятное волнение. Близость Шиноды будоражила. Их локти соприкасались, и Честер чувствовал через слои ткани, какая горячая кожа у японца. Случайно их взгляды встретились и уже не смогли разъединиться. Глаза цвета кофе смотрели в точно такие же темные глаза. Они тонули друг в друге. Веки отяжелели, ресницы судорожно трепетали. Их лица начали медленно сближаться. Вот их губы почти соприкоснулись… «Господи!!! Да что же я делаю!!!» - Беннингтон резко отстранился и выбежал из-под навеса. Пробежав несколько шагов, он остановился в нерешительности посреди улицы. Одна его часть вопила: «Брось перчатки!», а вторая вкрадчиво нашептывала «Вернись!». Он медленно обернулся. Всего в шаге позади стоял Шинода и смотрел на него своими антрацитовым глазами. В них было столько нежности и тепла… «Что же мне делать?» - пронеслось жалостливое в сознании лорда Беннингтона, прежде чем случился самый восхитительный, чувственный и захватывающий поцелуй в его жизни. Капли дождя стекали по лицу. Намокшие ресницы отказывались подниматься. Влажные губы вновь и вновь сливались воедино… Это было что-то неописуемое. Сначала это был неловкий, словно первый, поцелуй. Они будто пробовали друг друга на вкус. Плотные струи, извергаемые тучами, все сильнее били по плечам и спине. Поцелуи становились все смелее, раскованнее. Ладони Шиноды легли на щеки Честера. Большие пальцы ласкали скулы. «Люблю…» - мелькнуло и погасло, растворившись в поцелуе, ставшем уже страстным. Руки англичанина незаметно оказались на плечах Шиноды, затем, также незаметно сомкнулись в замок у него на затылке… И вот уже кончики пальцев Честера зарываются в волосы японца. Руки последнего осторожно касаются спины Беннингтона. Гладят через многие слои ткани. «Конэко… Я твой». * * * - Как вы могли их потерять, Роберт!? Бурдон пребывал в крайней степени отчаяния. Нет, его не пугали злость и разочарование лорда Делсона. Пугало его то обстоятельство, что его друг (лорд Бурдон по-прежнему цеплялся за постулат, что это все таки просто дружба) подвергается такой опасности. - Роберт! Вы вообще слышите меня?! - Оставьте его, сэр… Вы видите, в каком он состоянии… - А вы молчите, мистер Фаррел! В вас я также разочар… Внезапно дверь отворилась. На пороге стоял Беннингтон. Мокрый насквозь. С распухшими и красными губами. На глаза Бурдона навернулись слезы. - Сэр? – протянул лорд Делсон. - Все прошло просто отлично… Шинода сделает все, что бы я ни сказал. * * * - Сегодня меня сопровождать не нужно… - говорил лорд Беннингтон, оправляя фрак. - Но, сэр… - возмутился было Бурдон. - Мы идем в театр, Роберт. Мне ничего не угрожает… - с улыбкой произнес Беннингтон. - В любом случае, Честер, будьте осторожны. - Добрый вечер, лорд Беннингтон… - свистящим шепотом произнес Кенжи и, убедившись, что никто их не видит, поднес к лицу руку англичанина и коснулся губами кончиков пальцев. - Добрый вечер, господин Шинода… - с придыханием произнес Беннингтон, едва держась на ногах, моментально сделавшихся ватными. Огромным волевым усилием подавив внутренний трепет, Честер произнес: - Что сегодня играют? - Травиата. - Хм… Интересный выбор. Кенжи с поклоном отворил дверь ложи перед лордом Беннингтоном. Англичанин вернул поклон и прошел внутрь. Свет медленно померк. Чистое сопрано выводило заглавную арию первого акта. Но… Но рука Шиноды, лежащая поверх руки Честера, не давала сосредоточиться на опере Верди. Пальцы Честера, сжимавшие подлокотник кресла, разжались, пальцы Шиноды тут же скользнули между ними. Переплелись. Две руки ласкали друг друга помимо воли их хозяев. Мужчины уже не смотрели на сцену, их взгляды были прикованы друг к другу. Пальцы Шиноды скользнули выше по запястью Честера. Ловко избавились от запонок, расстегнули манжету. Кенжи закатал рукав фрака англичанина до локтя и, наклонившись, стал медленно водить приоткрытыми губами по тонкой светлой коже, изредка прикасаясь кончиком языка и слабо прихватывая зубами. Беннингтон зачарованно наблюдал за его действиями. Жар в его груди все нарастал. В голове билось настойчивое: «Как хорошо, что здесь темно!» Честер испустил сдавленный вздох-стон и, прикрыв глаза, запустил другую руку в густые волосы японца. Властно притянул его к себе и впился в мягкие губы поцелуем. Кенжи яростно ответил. Их третий поцелуй превратился в схватку. Бессмысленную и беспощадную. Не было борьбы за первенство или главенство. Была бесконечная жажда обладания друг другом. Хотелось слиться воедино навеки. Стать одним целым. Слышать и чувствовать желания любимого как свои. «Делсон будет разочарован…» - подумалось Честеру, тонущему в чувственном наслаждении. – «Да и черт с ним! Это так чудесно!» Между тем руки Шиноды расправились с пуговицами фрака, затем жилетки… Галстук, старательно завязанный верным Фаррелом, был безжалостно распущен, и откинут куда-то в угол. Белоснежная манишка задралась к горлу. Горячие губы японца приникли к груди Беннингтона. Покрывая хаотичными поцелуями тело Честера Шинода шептал: - Конэко… Мой конэко… Любимый… - Кенжи… - Честер впервые назвал японца по имени. – Кенжи, я – твой. Ты знаешь? - Нет… - все еще скользя губами по коже на груди. – Это я – твой. Руки японца опустились еще ниже и оказались в промежности Беннингтона. Тот вздрогнул и чуть отстранился. - Ты боишься? – заглядывая в глаза, шепнул Шинода. - Да… - едва слышно вдохнул Честер. Кенжи улыбнулся мягко и открыто. Приподнялся и с бесконечной нежностью поцеловал Честера. - Если ты скажешь мне остановиться, я остановлюсь. Прекратить? – он облизнул губы кончиком языка. От этого зрелища у Честера закружилась голова. Он простонал что-то бессвязное и, закрыв лицо руками, откинулся в кресле, отдаваясь на волю судьбе. Японец отвел его руки и снова поцеловал. Не прерывая поцелуя, он медленно расстегнул ширинку брюк Беннингтона. Горячие пальцы Шиноды двигались вверх-вниз по не менее горячей плоти Честера, доводя того до исступления. Ловя стоны любовника своими губами Кенжи испытывал что-то сродни эйфории. Он доставлял блаженство самому любимому существу в мире. Своему божеству. Честер достиг своего пика и с его губ сорвался крик. К счастью его никто не услышал, именно в этот момент грянули овации. Еще несколько минут любовники лежали в объятиях друг друга. Тонкие пальцы англичанина нежно ласкали затылок Кенжи. - Как ты? – Шинода осмелился назвать возлюбленного на «ты». - Как будто умер и воскрес, любовь моя… - шепнул в шею японцу Беннингтон. – Вот только… - Что?! – встрепенулся Кенжи. - Мне все время казалось, что кто-то смотрит на нас… - Пускай завидуют… - Шинода поцеловал Честера в уголок рта. В ложе напротив, уронив голову на руки, рыдал лорд Бурдон. Он следил за каждым движением, за каждым изменением в лице своего тайного возлюбленного. Видел, как дрожали его ресницы, когда проклятый японец покрывал поцелуями его грудь. Видел, как открывался в неслышном крике его рот, как выгибалось его тело в руках дикаря… «Почему?! Почему?! Почему, Господи!!!» * * * Брат. Любимый младший брат. Вроде умный, как черт. Но такой наивный, доверчивый, беззащитный. Так легко влюбляешься. Так легко забываешь. Помню, как меня мальчишкой отрядили служить тебе, такому же мальчишке. Нескладный, тощий, лицо покрыто веснушками… Кудри торчат в разные стороны. Уже тогда я понял, что тебе нужна защита, маленький брат… Хотя, ты же старше меня на полгода… Помню, как расквасил нос твоему старшему брату… Он посмел оскорбить тебя. Несмотря, на то, что он твой брат по крови, у вас нет ничего общего. Ты светлый, добрый, солнечный человек. Любимец фортуны. Блестящий ум, острый как бритва, гибкий, как побег плюща… Совершенство. Помню, как ты тащил меня на спине до поместья, когда я подвернул ногу… При том, что я тогда был выше тебя на голову и черт знает насколько тяжелее… Ты добрый. Ты добр ко всем. Я не понимаю, как тебя до сих пор не сожрали эти придворные падальщики… Они кружили вокруг тебя, чуя свежую кровь, предвидя выгоду и уже готовы были впиться в тебя своими отравленными клыками… Но стоило тебе улыбнуться, как эти звери покорно ложились у твоих ног, готовые исполнить любой твой приказ. Как легко ты играешь на чувствах людей. Я знаю, многие считают, что ты беспринципный мерзавец, лишенный чувств и эмоций. Но на самом деле ты так управляешься с людьми из-за того, что чувствуешь все в сотни, тысячи раз острее. Под железной броней разума скрывается душа, открытая миру. Ты радуешься так искренне чужому счастью. Так глубоко сострадаешь. Никто этого не видит… Никто кроме меня. Только я знаю тебя. Тебя настоящего. Лучше твоего отца, мечтающего о морских сражениях. Лучше твоей матери, вечно ищущей амурных приключений. Лучше твоего треклятого старшего брата, прожигающего капиталы твоей семьи. Лучше всех твоих пассий. Лучше томных итальянок и легкомысленных француженок. Надменных испанок и холодных англичанок. Лучше их всех. И я больше всех люблю тебя. Я хочу, что бы ты был счастлив. И, похоже, ты нашел, наконец, свое счастье. Этот японец. Ты уже любишь его. И не так, как всех тех девчонок, что бывали в твоей постели или сопровождали тебя на рауты. Ты любишь его всем сердцем, всей душой. Только ты еще этого не понял. Твой разум отчаянно цепляется за долг, за убеждения и косные запреты… Ты любишь его, а он любит тебя. Я понял это еще тогда, на приеме в честь принца. Да-да, я всегда неподалеку, что бы защитить тебя в случае чего… Так вот, на приеме, только ваши взгляды встретились, как ваша дальнейшая судьба была решена. Вы должны, вы просто обязаны быть вместе. Потом в парке, когда он целовал тебя, я почувствовал легкую ревность. Кто-то заберет себе моего любимого младшего брата… Но… Твое лицо, твои глаза. Они светились счастьем. И после, когда мы с Робертом потеряли вас. Ты пришел и сказал эти ужасные циничные слова. Ты лгал. Но никто не заметил. Никто кроме меня. Ты лгал и не понимал этого. И тогда в театре. Бурдон следил за вами. И я тоже. Нет, я не смел смотреть на то, как вы… Как вы любите друг друга. Но на твоем лице было такое выражение. Я такого раньше не видел. Выражение полного безграничного блаженства. Ничем не замутненного счастья. И в глазах японца я увидел отражение этих чувств. И моих чувств. Он никогда не предаст тебя. Никогда не покинет. Если нужно будет убить ради тебя, он убьет. Если нужно будет умереть, он умрет. С улыбкой на устах. Как и я. Я сделаю все, что бы ты был счастлив. И если я увижу хоть одну твою слезинку, если кто-то или что-то заставит тебя плакать, заставит страдать, я уничтожу это. Сотру само воспоминание об этом из книги жизни. Ради тебя, мой любимый маленький брат, я сожгу звезды и задушу ветер. Заморожу море и поверну солнце вспять. И если ты умрешь, я уйду вслед за тобой, ведь без тебя, моего солнца, моего божества, эта жизнь потеряет смысл. И там, на небе, среди ангелов, где тебе самое место, ведь ты сам ангел, я буду тенью следовать за тобой. Даже там я останусь твоим верным сторожевым псом. Пусть. Пусть ты не знаешь об этом. Ты даже не догадываешься, о том, что ты вся моя жизнь. Но ты знаешь, что я тот, кому ты можешь доверять. Вот и сейчас. Я бежал со всех ног, что бы оказаться в посольстве раньше тебя. И что важнее, раньше Бурдона. Нельзя позволить этому мальчишке все испортить. Ты ведь уже догадался, что он в тебя влюблен? Хотя, нет. Ты иногда такой наивный… Ты доверчиво принимаешь его. Думаешь, что он твой друг и не более. Верный-верный друг. Он очень сентиментальный и чувствительный человек. Ранимый. Чуткий. Именно из таких людей получаются идеальные чудовища. Ты мог стать таким, но не стал. А он скоро станет. И тогда, я буду рядом, что бы защитить тебя. Да, я одержим. Иногда мне кажется, что я твой ангел хранитель… Вот только крыльев и нимба не хватает. Я позволил Роберту вдоволь поплакать у меня на плече. Сунул ему в руку флягу с ядреным карибским ромом. Это выключит его на некоторое время. Вот ты возвращаешься. Твое лицо, ты весь, будто светишься изнутри. Этого не заметит только слепой. Ты влюблен и ты счастлив. А когда ты счастлив, счастлив и я… Ты улыбаешься и, смущаясь, смотришь на носки своих ботинок. Ты молчишь пару минут, по губам все так же блуждает неуверенная улыбка. Наконец, ты тихо-тихо, почти шепотом произносишь: - Дэйви… - ты не называл меня так уже лет пятнадцать, с тех пор как мы были детьми. – Дэйви, я кажется влюбился… - ты смотришь на меня с надеждой и восторгом, с толикой страха… Я улыбаюсь тебе в ответ: - Это просто прекрасно, Чеззи. - Я влюблен в… - ты не можешь признаться мне, что влюблен в мужчину. - Ты влюблен в этого японца. – говорю я. Ты испуганно распахиваешь глаза. В них плещется ужас. Ты должно быть подумал, что это так заметно. Нет. Только мы четверо знаем. Ты, Он, Я и несчастный Роберт. И говорю тебе об этом. А потом, уже после того, как ты утопил меня в своем восторге, после того, как рассказал мне свои страхи, я сказал тебе: - Помни, брат, я всегда на твоей стороне. Ты всегда можешь на меня положиться. Ты улыбаешься. Мне. И это лучшая награда. Я люблю тебя, мой маленький брат. * * * С первого взгляда. С твоей первой улыбки. С этого смущенного румянца, что заиграл на твоих щеках. С трепета густых ресниц. С этого началось мое безумие. Я сошел с ума. Окончательно и бесповоротно. Я потерял все. Я умер и воскрес. И этот мир умирал и возрождался вместе со мной. Но он, реальный мир, люди, народы, империи… Все это перестало существовать для меня. Только одно имело значение. Ты. Ты прекрасен. Само совершенство. Воплощенная мечта. Ожившая легенда об идеальном человеке. Иногда мне кажется, что ты мне приснился. Я просто не могу поверить, что такие как ты… Да что там, что ты на самом деле существуешь, ходишь по этой грешной земле и своим светом озаряешь окружающий мрак. Окружающий меня мрак. Я не верю, что ты рядом. Пусть, ты видишь во мне только друга. Пусть этот проклятый дикарь сейчас полностью завладел твоим вниманием… Я найду способ изменить это. Ты будешь любить меня и только меня. Во что бы то ни стало. Мы будем вместе всегда. Вместе. Вдвоем. Я и Ты. Ты и Я. И мир не нужен нам. Со всей этой грязью. Болью. Я хочу оградить тебя от этого. Господи! Я хочу оградить тебя от всего! Чтобы ты был только мой. Чтобы только я мог приносить тебе радость. Счастье. Я хочу тебя только для себя. Такие как ты просто не имеют права находиться среди обычных людей. Ты понимаешь это? Нельзя позволить мирской суете коснуться тебя. А ты уже увяз в ней… Проклятый Делсон. Это из-за него вы встретились с Шинодой. Почему? Скажи, почему он так интересен тебе? Нет, я не верю, тому, что ты говорил там… На Травиате. Ты не можешь его любить, ведь так? Как ты можешь любить его? Он же дикарь. Он сын якудза. Он преступник… Я понимаю, ты просто очень ответственно относишься к этому заданию. Ты истинный лорд Империи. Ты готов на все, чтобы Британия восторжествовала в мире… Но мне так больно… Так больно и горячо. Когда я смотрел на… то, как японец ублажает тебя… Мне было больно и сладко одновременно. Все эти глупцы в зале и в ложах смотрели на сцену, и только я один стал свидетелем этого… этого… Боже. Мне так больно! Но ты был просто прекрасен. Как божество. Прекрасен в своей невинности. Прекрасен в своем распутстве. О… Как ты стонал. Глупая певчая пташка на сцене выводила арию. Но я не слышал ее завываний. Твой сладкий голос, твои стоны, хриплое дыхание… Я все это отчетливо слышал… И мерзкий голос японца. Он как хищник выследил тебя. Он же играет с тобой, неужели ты не видишь?! Я в смятении. Если ты знаешь об этом, то почему так легко позволил ему… это надругательство? Боже! Пусть Британия катится в пропасть вместе с королевой и лордами, но ты… ты не должен запятнать своей чистоты, даже ради благополучия Империи. Но что если… Что если, ты не знаешь, как на самом деле расценивает тебя Шинода? Ты жертва обстоятельств. Большой политики, будь она проклята. Но не волнуйся, скоро я спасу тебя, любовь моя. Этот японец падок на красоту. Созерцатель. Гори он в адском пламени. Я покажу тебе его истинное лицо. Даже если это причинит тебе боль… Но эта демонстрация может стать проблемой… Мерзавец, должно быть что-то заподозрил. С тех пор как вы встретились, его больше никто не интересует… Точнее, он искусно делает вид, что ты – это все, что ему нужно. Как? Как мне заставить его показаться во всей красе? Он умен. Этого у него не отнимешь. И хитер, изворотлив, как гадюка. И столь же ядовит. Ты должен сам увидеть, кто он такой на самом деле. Своими глазами… Да, тебе будет больно и обидно… А может тебе будет просто досадно, что ты провалил задание… В любом случае. Вы не должны быть вместе. Твой сторожевой пес Фаррел тоже может стать проблемой. Я давно раскусил его. Он любому глотку порвет за тебя. Но я ему почему-то не нравлюсь. Жаль… Если бы я смог его убедить, что я – тот, кто сделает тебя счастливым, он стал бы мне сильнейшим союзником… И мы смогли бы вместе избавиться от Шиноды. Оградить тебя от этого дикаря. А потом я бы нашел способ избавиться и от него самого… Но… Твой Дэйви твердо уверен в том, что японец для тебя лучшая кандидатура. Я должен как-то от него избавиться. От них обоих. Я все еще вспоминаю, как выгибалось твое тело в руках Шиноды. Просто не могу забыть… Как бы я хотел быть на его месте. Дарить тебе наслаждение… Я схожу с ума… Я уже сошел с ума, и ты – причина. От боли и желания я разрыдался прямо там… Придя в посольство, натолкнулся на пса. Послушно исполнил роль несчастного безответно влюбленного слюнтяя. Прошло на ура. Глупый Фаррел дал мне флягу с какой-то отравой… Пусть думает, что я топлю горе в вине… Пускай. А у меня будет полно времени, чтобы подготовить самое зрелищное представление в вашей жизни, мой возлюбленный лорд. И помни, любимый, ты станешь моим. Или ничьим… * * * Утро. Над покатыми крышами городка Йокогама, что на восточном побережье острова Хонсю, разгорался золотисто-розовый рассвет. Вот первые рассеянные лучи просыпающегося светила робко коснулись глиняных черепиц, покрывавших крыши домов туземного квартала; легко скользнули по мощеной брусчаткой улице и натолкнулись на неожиданную преграду. Преградой им послужил высокий европеец, стоящий посреди улицы. Он был одет в непроницаемо-черный костюм, на глаза были надвинуты очки густого синего цвета (прим. автора: в описываемый период времени, линзы солнцезащитных очков были синего цвета). Мужчина нервно переминался с ноги на ногу и постоянно оглядывался на двери двухэтажного дома, выстроенного в традиционном японском стиле. Спустя некоторое время дверь дома неслышно отворилась и на его пороге показалась пожилая японка в простом зеленом кимоно. Она сказала что-то сердитым надтреснутым голосом, и мужчина быстро вошел внутрь. Японка, беспрерывно ворча, проследила, чтоб мужчина снял свои ботинки, и только после этого позволила пройти дальше вглубь дома. Изрядно поплутав по коридорам, европеец оказался в просторной комнате, выполненной в песчаных тонах. Перед ним на футоне сидела невероятно красивая женщина лет тридцати и расчесывала свои длинные черные волосы. Гребень в ее руках скользил по прядям с царственной неторопливостью и плавностью. - Доброе утро, господин Бурдон. – произнесла она глубоким сочным голосом. - Здравствуйте, госпожа Ватанабе. - Чем я обязана вашему визиту, сэр? - У меня есть весьма… деликатное поручение для вас… - Для меня? – японка вопросительно изогнула бровь, впервые взглянув в лицо гостю. От ее пронизывающего взгляда Бурдону стало не по себе. В глубине ее карих глаз притаилась холодная тьма. Первозданная всепоглощающая тьма. - Для кого-то из ваших девушек, госпожа Ватанабе, - Бурдон чувствовал острое желание как можно скорее убраться из этого проклятого дома и от его ужасной хозяйки. - Что же вам нужно? – на ее пухлых губах появился призрак улыбки. - Мне нужно… * * * - Господи, Роберт! Куда вы меня тащите?! – воскликнул Честер, не отставая, впрочем, от быстро шагающего вверх по улице Бурдона. - Вы должны это увидеть, сэр! Просто обязаны! – не оборачиваясь, отрывисто сказал тот. - Да что же?! - Этого мерзавца Шиноду! – выпалил Бурдон. - Помилуйте, Роберт, зачем мне… - начал было оправдываться Честер, резко останавливаясь. - Затем, что вы начали увлекаться им… - Роберт так же остановился и порывисто обернувшись, почти вплотную приблизился к Беннингтону. - И я просто обязан – он выделил последнее слово голосом, - открыть вам глаза на его истинную сущность! – что-то в его голосе, в его взгляде заставило Беннингтона замолчать и послушно следовать за ним вплоть до ярко украшенного двухэтажного дома где-то в центре туземного квартала. * * * Кенжи вынырнул из серого забытья. Очнулся он от чьего-то резкого вскрика. Голос кричавшего показался Шиноде смутно знакомым. Он попытался открыть глаза, под веки будто насыпали песка. С огромным трудом он приподнялся и попытался сесть. Рядом что-то доказывал визгливый женский голос. Кенжи обернулся на источник голоса: рядом с ним сидела полуголая девушка. Она прикрывала грудь пестрым шелком кимоно и смотрела куда-то влево… Кенжи проследил ее взгляд: в дверях стояли двое… Все поплыло перед глазами. Одним из этих двоих оказался Честер. На его лице было столько чувств. Боль, разочарование, неверие… Его глаза были широко распахнуты, в их уголках скопились слезы, еще немного, и хлынут ручьем… Подбородок едва подрагивал, как будто Беннингтон сдерживал рыдания или ругательства… Он резко отвернулся и закрыл лицо руками. Его узкие плечи вздрагивали. Кенжи протянул руку в сторону возлюбленного, в его глазах, стремительно наполнявшихся слезами, все двоилось… Он хотел сказать, что все это ложь… Что такого никак не могло произойти, ведь он мог думать только о Честере, но… Голос его не слушался. Слова застревали в горле и вырывались наружу едва различимыми хрипами… «Доку!!! (Яд, яп.)» - мелькнуло в его сознании. Он вновь попытался подняться, не удалось даже пошевелить ногой. Он обернулся на девчонку. Она улыбалась. Он перевел взгляд обратно на Честера и только тут заметил, кто стоит с ним рядом. Рядом с его конэко стоял Роберт Бурдон – секретарь Делсона – и победно улыбался. О, сколько торжества было на его лице! «Это ты!!!» Англичанин вернул обычное грустное выражение на лицо и участливо приобнял Беннингтона за плечи. Тот уткнулся ему в грудь лицом и уже в голос разрыдался. Бурдон принялся успокоительно поглаживать его по спине. «Нет! Не смей прикасаться к нему, собака!!!» Все еще сжимая рыдающего Честера в объятьях, Бурдон вывел его из комнаты. Напоследок он обернулся и взглянул на Шиноду. На лице Роберта вновь проступила улыбка. Безумная, полностью лишенная смысла, радостная улыбка психопата. «Я не должен умереть… Я должен спасти конэко… И отомстить!» * * * Я сразу заметил. Что-то не так. Да и трудно было не заметить. Честер вернулся заплаканным. Глаза красные, лицо опухло… Отчаяние сквозит в каждом жесте, слове, взгляде… На постной физиономии Бурдона печаль, сострадание… Что с тобой, мой маленький брат? Кто посмел довести тебя до слез?! Скажи мне и я убью его! Кто, просто скажи кто! - Сэр? Что-то случилось? – почти спокойно спрашиваю я, но дрожь в голосе выдает меня с головой. Ты смотришь на меня. В твоих глазах плещутся океаны слез. Ты закрываешь лицо руками и бежишь в свою спальню. Ты закрываешь дверь на замок, и падаешь на кровать. Я слышу твои рыдания, хоть их и заглушает прижатая к твоему лицу подушка… Я оборачиваюсь к Бурдону. Он отшатывается… Что случилось? Я замечаю свое отражение в окне. На лице ярость дикого зверя… Ну что ж, пускай боится. Я хватаю Роберта за грудки и притискиваю к стене. В его глазах страх и что-то еще. Но что? Не могу понять… - Что случилось?! – рычу я ему в лицо. - Мерзавец Шинода… - Что?!?! – уже кричу я. – Что он сделал?! - Он снял себе девку… гулящую… Я отпустил его. Он закашлялся, схватившись за горло. Должно быть я слишком крепко его держал… Не важно. Я не могу поверить… Кенжи обманул… Предал моего любимого брата. Убью его!!! - Где это случилось?! – из моей глотки вырывается сдавленное шипение, а не слова, но Бурдон меня понимает… - В «Дождливом саду»… - Где?! Конкретней!! Как туда добраться?! - Наймите куруму… Они знают, где это… Едва за Фаррелом закрылась дверь, Роберт перестал притворяться. Он выпрямился, оправил сюртук и мягко подошел к закрытым дверям спальни Беннингтона. Прижавшись щекой к гладкому дереву, Бурдон сочувственно зашептал, уверенный, что его услышат: - Сэр… Прошу вас, откройте. Не нужно переживать эту мерзость одному… позвольте мне помочь вам. - Боже!!! Уходите, Роберт! - Но, сэр… - Я не ребенок и не женщина, сэр! И я могу справиться с этим! - Но я же могу облегчить вашу боль. – недолгое молчание, затем дверь распахнулась, едва не ударив, отскочившего Роберта. На лице Беннингтона не было больше слез. Губы кривились в презрительной гримасе. Его горящие глаза впились в лицо Бурдона, и тот на секунду испугался, столько ненависти и боли плескалось в их темной глубине. - Где здесь можно напиться, Роберт? - Да где угодно, сэр… Но у меня есть предложение получше… * * * Во рту стоял приторно-сладкий вкус миндаля, к нему примешивался легкий оттенок железа. Держать глаза открытыми было очень трудно, еще труднее было остановить ускользающее сознание… Руки и ноги все так же отказывались повиноваться. Все внутренности скрутило в тугой комок и будто резало ножом. Ко всему прочему прибавилась тошнота… «Выжить… Выжить… Выжить…» - казалось, только повторение этого слова помогало не умереть. Девка с интересом наблюдала за умирающим Кенжи, на ее лице не отражалось ни единой эмоции, за исключением интереса… Да-да, девчонка с чисто исследовательским интересом наблюдала за смертью отравленного человека. Вдруг она встрепенулась, в глазах мелькнула смесь страха и восхищения. Она быстро поднялась и почти выбежала из комнаты, мелко перебирая ногами. Кенжи скосил глаза. На пороге стояла немолодая, но все еще красивая женщина. Госпожа Ватанабе. Больше известная в Йокогаме как Белая Цикада. Убийца. Изощренная и коварная. Таившая обиду на семью Шинода. Она улыбнулась. Присела рядом с Кенжи и принялась своими тонкими изящными пальцами гладить лицо и волосы умирающего. - Вы знаете, Кенжи… Будь вы не тем, кем являетесь, вы бы, пожалуй, остались в живых… Но вы родились в доме Шинода. И поэтому вы умрете… Как кстати вы себя чувствуете? Наверное, не можете шевельнуться? Дыхание дается с трудом? И кишки будто ножом режет? – она заглянула в затянутые страданием глаза Шиноды. Улыбнувшись увиденному, продолжила: - Это нормально… Я бы удивилась, если бы после выпитого вами вы чувствовали себя иначе… - она, запрокинув голову, рассмеялась. – Мышьяк, Кенжи… Просто-напросто шепотка мышьяка в саке. Вам не показался странным миндальный привкус? Ах, да… Когда пьешь горячее саке разобрать вкус практически невозможно… - она погрозила пальчиком Кенжи. – Вы были очень неосмотрительны Кенжи. А знаете, что я сделаю дальше? Нет-нет… Я не буду убивать вашу семью. К счастью ваш отец не способен более на зачатие наследника… А ваш братец и вовсе сгинул… Я… убью вашего любовника. Кенжи сдавлено захрипел. Цикада вновь рассмеялась. - Именно так, дорогой мой. И знаете зачем? Просто так. – она без всякого выражения смотрела в окно. – А ведь все могло быть иначе… Но не суть. Вы умрете, зная, что любовь вашей жизни будет перед смертью страдать… Каково это, Кенжи? Вы ничего не сможете сделать… Если бы вы не были так опасны, я бы, пожалуй, заставила вас смотреть на его смерть… Но… Лучше уж наверняка… Она запустила руку в широкий рукав кимоно и достала изящный танто (прим. автора: короткий кинжал, яп.). Занесла его над головой и шепнула, оскалив зубы в гримасе: - Икинонэ! (Убью! яп.) Солнечный свет удивительно красиво играл на плоском лезвии клинка. Кенжи невольно залюбовался. «Был бы поэтом, сочинил бы прекрасный предсмертный хокку…» Напрягая непослушные связки, Кенжи прохрипел: - Будь ты проклята! Танто невероятно медленно пошел вниз, направленный прямиком в сердце Шиноды. Кенжи закрыл глаза и молился всем богам: «Не дайте ей добраться до конэко! Не дайте ей добраться до конэко!» Я ворвался в этот размалеванный сарай, сметая тонкие стенки и не замечая этого. В разные стороны разбегались маленькие, яркие как птицы японки. Я несусь вперед, не разбирая дороги, что-то толкает меня вперед, нашептывая: «Быстрее! Быстрее!» Я точно знаю, я должен поторопиться… Хотя зачем… Я всегда успею убить его… Я в комнате. Полуодетый Шинода лежит на полу. Его глаза закрыты, лицо искажено болью. Над ним, занеся кинжал, склонилась японка. Она резко оборачивается на грохот, с которым я проломил тонкую бумажную стенку и смотрит на меня расширенными от ужаса глазами. Она опускает нож и поднимается на ноги. Медленно отходит к стене. Она боится меня… - Хибасира… Хибасира дзясин… (Огненный… Огненный демон…, яп.) Убирайся! – она срывается на крик. Почему она так меня боится? Не важно. Вот тот, кто заставил моего Честера плакать. Только руку протяни… Я подхожу к нему. Меня трясет как в лихорадке. В голове стучит: «Убить-убить-убить…» Японка что-то кричит и бросается на меня. Она заносит кинжал и бьет наискосок. Я успеваю принять удар на предплечье. Резкая боль обжигает руку. Я хватаю ее за горло и приподнимаю над полом. Громко хрустят тонкие шейные позвонки. Ее глаза медленно закатываются, красивая голова свешивается набок. Она выпадает из моих рук и сломанной куклой падает на пол. Я подхожу ближе к Шиноде. Его дыхание громкое, прерывистое, хриплое. На лбу выступила испарина. Я наклоняюсь над ним. Меня почему-то бьет нервная дрожь. Я не хочу его убивать… Не могу поверить, что он мог предать Честера… Не могу. Он открывает глаза. Они налиты кровью. Он силится что-то сказать, но я не могу разобрать слов. Наклоняюсь ниже. В ноздри ударяет резкий запах миндаля. «Мышьяк!» Я почти обрадовался… Но тут меня озарила догадка. Бурдон. Это все подстроил Бурдон! И сейчас он один с… с Честером!!! Я рванулся было к выходу, но вспомнил о японце. Если он умрет, брат не простит меня… Я перекинул бессильное тело Шиноды через колено и, что есть силы, врезал ему тем самым коленом в живот. Содрогнувшись, японец изверг содержимое желудка на татами. Подхватив слабо постанывающего Кенжи на руки, я выбрался из этого проклятого дома. Скорее обратно в посольство… * * * Честер смутно помнил, как он оказался здесь. После ухода Дэвида, Роберт предложил ему пойти в место «где забывают о боли». Честер согласился. Они около получаса блуждали по лабиринтам улиц туземного квартала, забрались в трущобы, там отыскали неприметную подворотню. Через низкую узкую дверцу зашли в полутемную каморку. В воздухе плавал сладкий дым. На лавках вдоль стен сидели и лежали люди. Их глаза были подернуты мечтательной дымкой, в руках они, все как один, держали длинные курительные трубки, от которых и шел этот сладковатый дым. Бурдон перекинулся парой фраз на японском с мужчиной, видимо хозяином заведения. Тот улыбнулся и показал куда-то влево. Роберт взял Честера под руку и мягко провел в указанном направлении. - Садитесь, сэр. – Роберт скинул пиджак и распустил галстук. Что-то в его поведении, в его лице, глазах казалось Честеру странным. Он как будто был пьян или… возбужден? Обычная меланхоличность исчезла без следа. На щеках Бурдона играл лихорадочный румянец, глаза бегали, пальцы едва заметно подрагивали. «Что, черт возьми, происходит?!» Вошел хозяин. Протянул им по трубке. - Что это? - Это опиум, сэр… Он помогает забыться. - И… что я должен делать? - Курить. Честер на пробу затянулся. Едкий дым скользнул по гортани, впился клыками в легкие. Честер с трудом поборол кашель и, более того, еще глубже вдохнул наркотик. По телу разлилась неприятная слабость. К горлу подступила тошнота. Руки, ноги, да и все прочие части тела будто превратились в желе. Пришла невероятная легкость движения. Ясность мысли. «Он не мог. Просто не смог бы. Это не может быть правдой» - Честер оглянулся на Бурдона. Тот смотрел на него с неестественным интересом. Будто ждал чего-то. «А ведь это ты… Ты все это придумал. Все осуществил… Чего ты хочешь?» - почему-то осознание предательства ничуть не задело Беннингтона. - Он предал вас, сэр… Обманул ваше доверие и предал. Разве вы не хотите отомстить? Честер не мог или не хотел говорить и просто помотал головой. - Может вы хотите… утешения? На лицо Беннингтона наползла пьяная улыбка. Он вновь помотал головой, продолжая ухмыляться. - Вы любите его? Никакой реакции, только взгляд по-кошачьи неподвижных карих глаз. Бурдон подался вперед и коснулся губами безвольного рта Честера. Не встретив ни ответа, ни сопротивления, проник языком внутрь. Ничего. Все тот же немигающий взгляд. Впился жадным поцелуем в губы… Сбоку на голову Роберта обрушился сокрушительный удар. Один Бог знает, откуда в тщедушном теле Беннингтона было столько силы, но… Бурдон отлетел к стене со сломанным носом. Из разбитой губы потоком лилась кровь. Беннингтон поднялся с пола и подошел к Роберту, сидящему на полу, держащемуся за лицо и расширенными от ужаса и неверия глазами, смотрящего на Честера. Подойдя к нему, Беннингтон размахнулся и ногой ударил Бурдона в грудь. Хрустнули ребра. Размахивая руками и ногами как лопастями ветряной мельницы, Честер избивал Бурдона, который от изумления мог только прикрываться руками. Наконец, Беннингтон остановился. Глаза его бешено вращались, вены на шее вздулись. Он опустился на пол рядом со сжавшимся Робертом и опустил лицо в ладони. - Роберт… Зачем? - Я люблю тебя. - Нет. - Люблю. - Я не хочу видеть тебя. Никогда. В следующий раз, когда я увижу тебя, я убью тебя. Убирайся. - Но… - Убирайся!!! Бурдон поднялся и, утирая кровь, сочащуюся из многочисленных ссадин, пошатываясь, скрылся за дверью. * * * Апартаменты сэра Беннингтона напоминали сейчас палату сумасшедшего дома. Фаррел сидел на полу, по-турецки скрестив ноги и, уставившись бессмысленным взглядом в стену, раскачивался взад-вперед. Его губы беззвучно шевелились. Шинода же напротив метался по комнатам, то и дело встречаясь с косяками… Промывание желудка не прошло даром, Кенжи чувствовал ужасающую слабость во всем теле. Но слабость была ничем по сравнению с беспокойством, предчувствием чего-то ужасного, крепнущим в душе с каждой секундой ожидания. Томительно медленно тянулись минуты. Секунды гулко разбивались об пол. Казалось, время загустело как патока… Шинода больше не курсировал по комнатам, опустившись на узкую кушетку, японец невидяще смотрел в окно. Его кожа была заметно бледнее, чем обычно, натянулась на скулах и сухо поблескивала. Под глазами залегли насыщенные тени. Более того, он казался похудевшим и осунувшимся. Кончики пальцев едва заметно подрагивали. Японец мучился. Проклинал свою беспечность, непростительную для бона, тем более для влюбленного бона. Проклинал свою неосмотрительность, близорукость… Он никак не мог понять, как он не заметил этого… этого качества в Бурдоне? - Дэвид… - он впервые обратился к этому демону в человеческом обличье по имени. – Что делать? – в его голосе Фаррелу послышалась такая безысходность, безграничное отчаяние… Впрочем, в себе Дэвид ощущал точно то же самое. Черную бездонную тоску, страх. Хотелось завыть, свалиться кулем на пол, свернуться в позе эмбриона и плакать… Неизвестность… Невозможность помочь, спасти… Это ранило Фаррела сильнее даже чем страх за состояние Честера. - Я не знаю, господин Шинода… Я просто не знаю. - Он жив? - Черт бы вас побрал, господин Шинода… - устало начал Дэвид. - Он жив. – дверь с тихим скрипом отворилась и в комнату вошел Беннингтон. Выглядел он весьма колоритно. Манжеты и воротник сорочки расстегнуты, галстук сбился, как и очки, впрочем… Волосы растрепаны, кожа натянулась и приобрела странный оттенок… Глаза масляные, воспаленные. Зрачки расширены так, что затапливают всю радужку и кажутся от того бесконечно-глубокими омутами… Костяшки сбиты. На белой ткани отчетливо выделяются ярко-красные брызги крови. Такие же капли на левой скуле. Фаррел и Шинода одновременно поднялись и бросились ему навстречу. Дэвид с немым обожанием уставился на своего хозяина. Японец нерешительно протянул руку и коснулся окровавленной щеки: - У вас кровь… - Это не моя. – без всякого выражения ответил Честер. Отвел руку Кенжи и побрел в свою спальню. Гулко хлопнула дверь. Двое остались стоять посреди гостиной в полном недоумении. Шинода растерянно посмотрел на Фаррела, тот пожал плечами. Из-за тяжелой двери послышались звуки сдавленных рыданий. Дэвид подтолкнул Шиноду в спину и тот, нерешительно приблизившись к дверям спальни, повернул ручку... * * * Господи!!! Я ненеавижу… Ненавижу!!! Это все!!! Весь мир! Людей… Себя!!! Шиноду! Фаррела! Бурдона!!! Зачем?! Зачем он так со мной?! Как он мог поступить… так!!! Рыдания разрывают грудь. Очень больно, не знаю из-за чего, из-за спазма, из-за слез или из-за опиума… Или так болит душа? Господи, ну почему же так мерзко?! Как я мог поверить в предательство любимого? Как я не разглядел под личиной истинного лица? Неужели влюбленность… любовь сделала меня настолько слепым? Помоги, мне Господи! Меня трясет. Руки дрожат так, что я проливаю воду из стакана… Только сжав кулак я остановил тремор. По всему телу выступает противный липкий пот… Чувствую себя измазанным в помоях по самую макушку… Глаза болят. Сердце стучит. Внезапно накатывает ужас. Страх, отвращение, боль в разбитых кулаках, пульсирующая боль в висках… Язык прилипает к небу. Хочется пить… Вновь наливаю воду в стакан. Опять дрогнула рука - последние капли из кувшина проливаются на пол… Та самая соломинка, что переломила слоновью спину… Рыдания выплескиваются из моей глотки бурным потоком… Слезы, всхлипы, хрипы… Я закусил кулак, чтоб мой вой не был слышен за дверью… Не хочу, чтоб Кенжи и Дэвид видели меня таким… Напрасно… Они услышали. Дверь едва поскрипывая открывается. Я не оборачиваюсь. За спиной раздаются тяжелые шаги и чуть хриплое дыхание… Кенжи… Это ведь ты. Что сделал с тобой этот ублюдок Бурдон?! Ты опускаешься радом со мной на колени... * * * Беннингтон сидел на полу. Его хрупкие плечи вздрагивали. «Скажи мне…» Кенжи медленно пошел в его сторону. Тело, ослабленное ядом, слушалось плохо, дыхание давалось с трудом, но Кенжи должен был осуществить задуманное. Он присел рядом с Честером. Тот упрямо отворачивался, пряча лицо… «…что мне сделать, чтобы облегчить твою боль?» Шинода, преодолевая легкое сопротивление со стороны Честера, развернул того к себе лицом. Глаза красные, заплаканные, полные злых слез, в них ярость и какой-то вызов. Губы распухли, кривятся то ли в гримасе плача, то ли от злости… Кенжи наклонился вперед и поочередно поцеловал распухшие веки Беннингтона. Затем легко коснулся его губ своими. - Мне больно видеть тебя страдающим, любовь моя… Я… могу облегчить твою боль? - Прости меня за… За то, что я не поверил тебе… За то, что поверил ему… За то, что не разгадал его... - Это ты прости меня за мою беспечность… - Боже! - Честер схватился за голову, невесело улыбаясь. – Мы говорим, как в пошлом любовном романе... - Чушь… Зато про любовь… - улыбнулся в ответ Шинода, вновь подавшись вперед… Их губы встретились. Соленый привкус слез на губах. Боль. Слабость. Яд и опиум. В этом поцелуе слились совсем не лучшие компоненты, но… Такого сладкого, нежного и… прекрасного поцелуя не знал ни один из них. Они опустились на пол, не разжимая объятий, продолжая исступленно, самозабвенно целоваться. Их руки неловко скользили по телам друг друга, путаясь в застежках и пуговицах, они начали медленно избавляться от одежды. Фаррел, услышав… звуки, доносящиеся из-за двери, ухмыльнулся во всю пасть и вышел из гостиной в коридор. Там он присел на пол, прислонившись спиной к двери и принялся насвистывать неизвестный веселый мотивчик. «Теперь все будет хорошо, маленький брат…» Тем временем за дверью опочивальни сэра Честера Чарльза Беннингтона происходило форменное безумие. Посреди комнаты на полу лежали двое, их тела были переплетены самым замысловатым образом, а губы слиты в бесконечном поцелуе. Одежда их пребывала в полнейшем беспорядке, да и само физическое состояние любовников оставляло желать лучшего… Но, тем не менее, превозмогая, а точнее просто забыв о боли, слабости и усталости, они не желали останавливаться… Кенжи, с заметной неохотой оторвался от губ Честера. Чуть отстранившись, окинул взглядом раскрасневшееся лицо любимого. Он выглядел восхитительно, впрочем, как всегда. Глаза его были подернуты чувственным туманом, губы распухли и покраснели. С них срывалось хриплое горячее дыхание. Длинные ресницы отчаянно трепетали. Почувствовав прилив нежности к нему, Кенжи поцеловал чуть опухшие от слез веки. Коснулся натянутой кожи на скулах. Скользнул губами по виску… Спустился к шее и принялся покрывать ее нежными невесомыми поцелуями, двигаясь все ниже; поцеловал ключицу, негодующе отодвигая ворот сорочки Беннингтона. Все то время, пока Кенжи целовал его, Честер с нарастающим желанием следил за его действиями. Отчаянно хотелось чего-то большего. Хотелось зайти дальше. Дальше, чем тогда на Травиате. С его губ сорвался тихий стон, когда губы Шиноды коснулись ареолы… Переполняемый непонятным сладким щемящим чувством, Честер принялся поглаживать затылок Кенжи. Внезапно тот перехватил его руку, поднес ее к губам и поочередно поцеловал фаланги пальцев, разбитые костяшки, теплую ладонь… Вновь с губ Беннингтона сорвался тихий стон, впервые кто-то подарил ему столь нежную ласку… Кенжи приподнялся над Беннингтоном, привстав на одно колено, и окинул раскинувшегося на полу любовника жадным взглядом. Его поза была… изысканно эротичной, иного определения Шинода не мог найти. Невинность и… скрытое откровенное предложение себя… Англичанин как будто не осознавал своей привлекательности, желанности, в то время как тело помимо его воли использовало все это на полную катушку… Лицо Честера приняло слегка обиженное выражение. Он потянулся вслед за Шинодой, ухватил его за воротник и притянул к себе, впившись в пухлые губы поцелуем. Кенжи вдоволь насладившись им, властно уперся открытой ладонью в грудь Беннингтона и заставил того лечь… - Ты не… думаешь… что нам… ах… будет удобнее на… кровати? – с придыханиями и стонами проговорил Честер, в перерывах между поцелуями. Кенжи понадобилось некоторое время, что бы его разгоряченного желанием ума достиг полный смысл обращенных к нему слов. Кивнув, он легко подхватил Честера на руки и перенес на кровать. Опустив Беннингтона на гладкое покрывало, Кенжи принялся нарочито медленно избавлять того от одежды. Стянул ботинки, откинул их в сторону, за ними последовали носки, брюки, пиджак… Ненавистная сорочка была откинута особенно далеко. Затем белье… Бенингтон лежал перед ним, совершенный в своей наготе. Прямые плечи, красивые руки, неширокая грудь, маленькие ареолы бежевого цвета. Красив. Четко выделяются под тонкой светлой кожей ребра. Плоский живот с уходящей к паху дорожкой редких темных волос… Пленительные бедра. Длинные стройные гармонично развитые ноги… Честеру стало горячо от медленного взгляда Шиноды. Вновь отстранившись, Кенжи поднялся с постели и так же медленно разделся, не спуская глаз с лица любовника. Тот с нарастающим желанием наблюдал за разоблачением Шиноды. Его грудь вздымало частое прерывистое дыхание, по всему телу обжигающими волнами разливалось желание. Раздевшись, Кенжи, как в омут головой, бросился в объятия Честера. Все смешалось. Где ты, а где уже он? Где кончается твое тело и начинается его? Границы реальности стерлись, и Кенжи показалось, что они более не в спальне Беннингтона а парят в ночном небе, усеянном россыпями бриллиантово поблескивающих звезд. Не размыкая тесных объятий, не прерывая поцелуя, летят над спокойной гладью прибрежных вод, едва не касаясь их… Нет… Это действительно было что-то невероятное. Они как будто вырвались из душного кокона реальности и впервые в жизни взглянули на мир. И спала с глаз пелена, все что ранее казалось невнятным влечением, влюбленностью, любовью, наконец, оказалось родством, даже единством душ. - Конэко… Ты – это я… А я – это ты… Чувствуя любимого, как часть себя, Кенжи от ласк перешел к более решительным действиям. Заведя руки Честера за голову, он принялся покрывать неистовыми поцелуями грудь Беннингтона, спускаясь все ниже. Запах кожи Честера будоражил. Каждой клеткой, каждым воспаленным нервом Кенжи чувствовал все нарастающие страсть и желание, эйфорию от близости с Честером... Добравшись до самого сокровенного местечка на теле Беннингтона Кенжи поднял глаза и состроил ехидную рожицу. Тихо рассмеявшись недоуменному выражению, появившемуся на лице англичанина, Шинода даже не коснувшись напряженной плоти Честера принялся покрывать поцелуями внутреннюю поверхность его бедер. Каждый раз, когда он касался нежной кожи вблизи паха, Честер напрягался в предвкушении, но всякий раз оставался разочарованным… Впрочем, разочарование было… приятным. Кенжи чувствовал все то же, что Честер, но жаждал услышать это. Хотел услышать слова. Зачем? Да он и сам не знал, но все же ждал. И дождался: - Кенжи… - раздался с изголовья стон.. – Прошу тебя, не мучай меня!!! - Твое слово – закон для меня, душа моя… И началось форменное светопреставление. Никто из них не мог даже представить, что такое возможно. Это не было просто слиянием тел, это было слиянием душ, и если ранее еще сохранялись какие-то границы, то сейчас они были сметены как прорванная плотина… Сначала была боль. Обжигающая, заставившая воспаленные нервы сбиться в тугой комок. Из глаз брызнули слезы, смешались с выступившим на коже потом и тонкими струйками скатились по щекам к подбородку… - Шшш… Сейчас-сейчас… Сейчас пройдет. Неуверенное движение. Новая вспышка боли, но уже слабее. Еще и еще движения, то медленные и плавные, то внезапно резкие, когда кто-то теряет контроль… Постепенно к боли примешивается что-то еще… Но вот что? Боль окрашивается удовольствием, как кипящая вода, в которую опущены чайные листья… Сначала едва заметный привкус, а потом ты забываешь об обжигающем кипятке и наслаждаешься вкусом… Удовольствием… Стоны становятся иными. Из болезненных переходят в удивленные, затем чуть смущенные… затем сладострастные и наконец бездумно-счастливые… Такие, какими бывают стоны, когда перестаешь осознавать себя, когда шелуха цивилизации спадает, оставляя обнаженную душу… Это неизведанное, ранее не испытываемое чувство полного слияния, наконец, довело их обоих до последней черты. Одновременно излившись, они обессиленные растянулись поверх испорченного покрывала и моментально провалились в сон, не озаботившись даже прикрыть наготу. - Доброе утро, любимый. - Доброе… - Кенжи поцеловал своего конэко в кончик носа. – Как ты спал, душа моя? - Как убитый… -ехидно улыбнулся англичанин. - Давай всегда будем вместе? - Я… Да. - И ты знаешь, когда мы умрем… наши души в новом рождении найдут друг-друга… - Да… - с улыбкой ответил Честер и плотнее прижался к любимому. * * * В полутемном пространстве курительной комнаты в глубоких, обитых красным бархатом креслах сидели двое. Невзрачно одетый мужчина азиатской наружности – невысокий, плотно-сбитый, с широким обветренным лицом – и худощавый европеец, лицо которого было скрыто в тени. По комнате плыли густые клубы табачного дыма, пахло хорошим коньяком – на небольшом столике стояла початая бутылка этого благородного напитка. Мужчины вели неспешную, даже плавную беседу, вот только смысл слов, ее составлявших, был далеко не миролюбив. - Итак, многоуважаемый… Каковы ваши наблюдения за прошедшую неделю? - Господин… - начал было японец, но европеец резко его перебил: - Только без имен! В нашем деле даже стены могут слышать! - Простите… Итак, сэр, - японец выделил последнее слово голосом, - с того вечера в опере события ускорились. Очень удачно, что Бурдон проследил за Беннингтоном. Однако этот красноголовый… - Фаррел? - Да… Он также следовал за ними, и подобраться близко моему человеку не удалось… Знаю только, что в тот вечер они были близки. Этот ваш Роберт… - Ах, оставьте! Он не мой… Просто еще один англичанин в этой части света. - Хорошо, не ваш Роберт очень расстроился и поступил именно так, как мы и рассчитывали. Он обратился к мадам Ватанабе с некой просьбой… К сожалению, она не смогла убить Шиноду, предпочтя его помучить… Да и этот демон… - Фаррел. - Да-да, Фаррел… также повел себя не так, как предполагалось по плану. Вместо того, чтоб убить Шиноду, он убил Ватанабе, а якудзу откачал от яда… - Жаль… Кто бы мог подумать, что наша милая Белая Саранча… - Цикада! - Ах, простите! – едва заметная в темноте, по лицу европейца скользнула тонкая улыбка. – Что Белой Цикаде изменит ее хваленая выдержка… Впрочем, она сама виновата. А что же Беннингтон? - Бурдон отвел его в опиумокурильню. - И? - И этот милый английский дипломат избил Бурдона так, что тот еле передвигал ноги. - Он хоть жив? - Да. Обретается сейчас в бедном квартале. Снимает каморку в доходном доме. - А что же наши голубки? - Наслаждаются обществом друг друга. Гуляют. Развлекаются… - японец недовольно поджал губы. – Бурдон иногда следует за ними, но приблизится не может… Сторожевой пес всегда следует за Беннингтоном… - Хм… Нужно как-то избавиться от Фаррела. Но как? - Если хотите, я сам им займусь… - А вы справитесь? - Он, конечно, силен, но сомневаюсь, что он сможет справиться с пулей, выпущенной в упор. - Пожалуй, вы правы. Но, я думаю, будет лучше, если Дэвид погибнет в пьяной драке, это куда как правдоподобней. Как только проблема с мистером Фаррелом будет решена, стоит вновь включить в игру сэра Бурдона. Нужно внушить ему, что сэр Беннингтон заслуживает смерти… - Вам совсем его не жаль? - Жаль конечно, он – очень приятный молодой человек, кроме того и дипломат отличный… - Так не лучше ли его оставить в живых? - Неужели и вы попали под его очарование? – вновь улыбнулся европеец. - Бог с вами, сэр! Просто не легче ли будет натравить – опять – Бурдона на Шиноду? Только на этот раз снабдить его чем-то более надежным, чем яд? - Нет… Мне кажется, если великий Кенжи Шинода покончит с собой из-за смерти возлюбленного… Это будет так возвышенно и романтично… - Вы чудовище. - Я просто люблю свою страну. - Я тоже люблю свою родину, и именно поэтому помогаю вам… Но все же ваши методы… - Мои методы продиктованы желанием соблюдать правдоподобность. - Итак… В самое ближайшее время я займусь Фаррелом. - Удачи… * * * Поднявшись из-за стола, Фаррел уже направился в сторону выхода, когда дорогу ему преградил тучный, лишенный четырех пальцев (двух на правой и двух на левой руке) японец. Он пьяно улыбался и немного покачивался, отчего жир на его боках колыхался. В очередной раз покачнувшись, толстяк не удержался на ногах и повалился на Дэвида. Тот сделал неловкий шаг назад и смахнул со стола, стоявшего за его спиной, чайник, наполненный кипятком. Две ярких японки, сидящих за этим столиком, тонко взвизгнули, прикрывая маленькие красные рты ладошками. Мужчина, их сопровождавший, что-то сдавленно рыча по-японски, медленно поднялся из-за стола, попутно вытаскивая из складок своего широкого кимоно, короткий клинок. «Вакидзаси» - услужливо подкинула название память. Моментально оценив обстановку, Дэвид попятился к выходу, не спуская глаз с рассерженного японца. Но вот незадача, пьяный толстяк все так же преграждал путь к выходу, более того, он уже не был пьян… По его круглому лицу гуляла очень нехорошая улыбка. Сжав свои беспалые руки в кулаки, толстяк принял странную позу – широко расставил ноги, развел руки в стороны и чуть пригнулся. «Это плохо… Это подстроено… Ну ничего, двое – это не так страшно… Отобьюсь.» - с этими самонадеянными измышлениями, Фаррел схватил ближайший табурет – благо в заведении предпочитали европейскую мебель – и с размаху опустил его на голову толстяка. Тот, не ожидавший подобного вероломства, удивленно хрюкнул, когда тяжелая древесина крошилась об его голову. Голове, стоит отметить, тоже досталось – японец рухнул как подкошенный. «Один готов… Дело за малым…» - Дэвид хищно улыбнулся, сжимая в руках тяжелую ножку – все, что осталось от табурета. Гортанно выкрикнув что-то, японец с вакидзаси стремительно бросился к Фаррелу. Вот он уже на расстоянии вытянутой руки от ирландца. «Быстрый черт… Это может оказаться куда сложнее, чем я думал…» Японец размахивал своим коротким клинком с поразительной скоростью… Дэвид едва успевал уворачиваться от остро заточенного тонкого лезвия, которое проносилось в каких-то миллиметрах от горла. К счастью, японец слишком увлекся атакой и забыл о защите. Ножка табуретки с неприятным хрустом врезалась в незащищенную голень. Японец с диким криком схватился за ногу, моментально откатываясь назад. «Надо добить… Нет. Прежде узнать, кто его послал…» - Фаррел сделал шаг по направлению к поверженному противнику, как вдруг… Внезапная острая боль пронзила правый бок. Очно такая же болевая вспышка озарила левое плечо – короткий тонкий клинок вонзился в основание шеи прямо над ключицей… Фаррел медленно осел на грязный дощатый пол. Над ним стояли давешние японки, сжимавшие в своих тоненьких белых пальчиках по короткому окровавленному стилету. На их красивых лицах, покрытых плотным слоем белой краски не отражалось ни единой эмоции. Последним сполохом угасающего сознания Фаррел в потоке незнакомых слов на японском уловил «Дерусон…» «Причем тут Делсон?..» Его бесчувственное, моментально отяжелевшее тело двое наемников вынесли из портового кабака, куда Фаррел зашел по поручению Беннингтона. Пронесли до причала и скинули в грязные прибрежные воды. Ярко-красная кровь медленно расходилась на том месте, где тело Дэвида поглотили воды йокогамского залива. * * * Боль. Боль. Боль. Боль в боку. Боль в основании шеи. Боль раздирает легкие. Боль в поджившем порезе на предплечье. Боль – это хорошо… Если болит, значит, ты жив… Очень медленно Фаррел опускался на дно. Только с пирсов кажется, что портовые воды йокогамской бухты грязные и мутные… На самом деле они абсолютно прозрачные… Тонкой струйкой вытекает кровь из раны на стыке шеи и плеча. Больно конечно. Рукой будет тяжело шевелить, но артерия не задета, по счастливой случайности… «Как они промахнулись, тем более дважды… Даже трижды?» Из дыры в правом боку кровь вытекала широким потоком… Но к счастью кровь была красной, а не черной, значит, печень не задета… Дело за малым. Выбраться на поверхность и остановить кровотечение. Дэвид мотнул руками. Это простое движение далось с огромным трудом. Но все же далось. Каждое движение, каждый взмах руками отдавался волной боли по всему измученному телу, но Фаррел продолжал. Вот уже сквозь толщу воды видны звезды… Еще немного… Легкие горят огнем… Кажется, совсем немного… В голове гулко отдается стук сердца…. Еще совсем чуть-чуть!!! Наконец, Дэвид прорывает головой тонкую, но такую тугую пленку поверхности залива. Сладкий портовый воздух наполняет легкие… И Фаррел пьет его этот затхлый воздух с запахом рыбы, ржавого железа и корабельных снастей, сгнившего дерева и специй… Пьет как нектар богов и понимает, что никогда так не радовался дыханию, как сейчас… Тяжело загребая ослабевшими руками, Фаррел поплыл к берегу. Выбравшись на берег, он раскинулся на песке и лежал так некоторое время, отдыхая, собираясь с силами и размышляя… «Делсон… Причем здесь Делсон?» - Фаррел медленно поднялся и чуть покачиваясь, побрел в сторону посольства. – «Я должен их предупредить…» * * * Последние несколько дней пролетели в сладком забытьи. Стоило только любовникам очнуться ото сна, как они вновь кидались в объятия друг друга, не в силах насытиться страстью, нежностью, удовольствием… А когда силы оставляли их, они проваливались в невесомый сон без сновидений. Но иногда естественные потребности брали верх, и молодым людям приходилось выходить из уютной спальни Беннингтона. Так случилось и в тот день. Они старались держать себя в руках, но нечаянные слова, опаляющие взгляды, нежные улыбки и мимолетные прикосновения выдавали влюбленных с головой. Они шли по узкой улочке. Косые солнечные лучи прорезали густой, будто патока воздух, заставляя пылинки, парящие над брусчаткой сверкать, как крупицы золота. Во всяком случае, нашим влюбленным казалось именно так. Они пребывали в том самом слегка невменяемом состоянии, когда хочется радоваться всему окружающему, когда даже самая обычная вещь заставляет улыбаться, а сердце заходится от счастья. Итак, они шли по узкой улочке, изредка соприкасаясь кончиками пальцев. По лицам блуждали улыбки, глаза были чисты, и за их бесконечной ореховой глубиной угадывались огромные пространства, не замутненные движением мысли… В общем они просто были безгранично счастливы и ни о чем не думали. И кое-кто решил воспользоваться их беспечностью. Из темной неприметной подворотни вынырнули трое японцев явно бандитской наружности. Щеря в ухмылках кривые зубы, японцы бесшумно подкрадывались к ничего не подозревающей парочке сзади. Вот один из них широко размахнулся и, гибкий дзютте, зажатый в левой руке, опустился на затылок Шиноды. Тот с тихим стоном медленно осел на землю… Но дальше действительность резко разошлась с планами убийц. Вместо того, чтоб забиться в угол от страха, Беннингтон ринулся в атаку. Глаза застилала ярость. Хотелось что-то сломать, разрушить… А точнее кого-то, а именно того мерзавца, который посмел поднять руку на Кенжи. Ярость клокотала внутри, вставала комом в горле, не давала дышать… На висках Честера вздувались вены, когда он делал очередной выпад в сторону нападавших. Стоит отметить, никто из них не ожидал от Беннингтона такой скорости и такого умения… Кто бы мог подумать, что молодой английский лорд знает самые подлые приемы, чаще всего используемые в портовых драках? Удары сыпались градом, стремительные и непредсказуемые они не давали ни одному из троицы перейти в контратаку… Но порой умение отходит на второй план, когда в игру вступает удача… Одному из наемников удалось таки ударить Беннингтона. Причем удар вышел скверным… для Честера. Упругий железный стержень дзютте опустился со всесокрушающей силой куда-то в область пояса, ближе к пояснице… Острая жгучая боль пронзила тело англичанина от головы до кончиков пальцев на ногах… Тяжело дыша и согнувшись в три погибели, Беннингтон медленно отступал к бесчувственному Кенжи, который в пылу схватки незаметно оказался за спиной Честера. Отступая под шквалом ударов, еле успевая блокировать их, Честер падал в пучину отчаяния. Его голову осаждали мысли о неминуемом поражении, о том, что никто не придет на помощь… На глаза навернулись яростные злые слезы… Умирать не хотелось, а в серьезности намерений наемников сомневаться не приходилось… Но поверх всего этого билась одна единственная мысль. Она отдавалась барабанным боем в мыслях Честера: «Лишь бы он остался жив!!!» И вот, когда отступать дальше было некуда, судьба вновь кинула кости и… Беннингтону выпали шестерки… Помощь пришла… Но с той стороны, помощи от которой он никак не ожидал… Непонятно откуда появился высокий европеец в темном костюме, в его руке хищно поблескивал короткоствольный револьвер. Пальнув в воздух в качестве предупреждения, Бурдон, а это был именно он, навел дуло револьвера на присмиревших налетчиков… После того, как нападающие стремительно ретировались, Роберт порывисто обернулся к Честеру и, не дав вставить тому и слова, зачастил: - Все вопросы потом, сейчас нужно убраться как можно дальше отсюда. – он подхватил бессознательное тело Кенжи и легко закинув его на плечо скрылся в подворотне, с небольшим опозданием за ним последовал Беннингтон. Дальше был долгий изматывающий марафон по кривым улочкам Йокогамы. Иногда Честер почти терял сознание от усталости и боли, но продолжал бежать за Бурдоном, не выпуская из виду мерно покачивающуюся голову Шиноды, что как тряпичная кукла свисал с широкого плеча Роберта… - Сюда! – крикнул Роберт и резко свернул в совершенно незаметный проход. Пробежав еще пару поворотов, молодые люди оказались в каком-то закрытом дворике, где Бурдон опустил Шиноду на землю и принялся искать что-то в пожухлой траве. - Что, черт возьми, здесь происходит?! Бурдон проигнорировал Честера и продолжал рыться в траве. - Я с вами разговариваю! Вы слышите меня?! - Боже мой! Честер, прекратите вести себя, как истеричная дамочка! От подобной отповеди, тем более со стороны тихого Бурдона, Честер остолбенел. В это время Роберт, наконец, нашел то, что искал и, выпрямившись, направился к одной из стен, окружавших дворик… Что-то щелкнуло, скрипнуло и открылась ранее незамеченная дверь, искусно закамуфлированная каким-то ползучим растением. Роберт вновь подхватил Шиноду и скрылся за дверью. Все еще пребывающий в глубоком шоке Честер последовал за ним… Они оказались в ветхой хижине, в один этаж высотой, зажатой между более новыми и большими домами. Пять на пять шагов, рассохшийся дощатый пол, такие же стены, сквозь щели в которых пробивался солнечный свет, заставляя пыль искриться… Почему то сейчас эта картина не вызывала восторга и умиления, как пару часов назад. У дальней стены лежала куча рванья. Слева от входа, под дырой в крошащейся черепичной крышей прямо на полу был разбит очаг. Обугленные доски и обычные речные камни вокруг… Справа низкий трехногий стол, знавший лучшие времена. На нем пара мисок и помятый котелок. Все. Больше ничего, ни единого намека на какие-либо блага цивилизации. Бурдон, слегка пошатываясь – даже ему, с его атлетическим сложением нелегко далась эта гонка, прошел к кипе тряпья и опустил рядом с ней бесчувственного Кенжи. Тот слабо простонал что-то неразборчивое и поморщился, находясь на грани сознания… Было видно, что еще немного и он выберется из тусклой серости, куда его погрузил удар дзютте. Только сэр Беннингтон хотел возмутиться такому вопиющему неуважению к его возлюбленному – как это так, гора тряпья, а Шиноду кидают на голый пол? – как из груды тряпья высунулась человеческая рука. Весьма знакомая надо отметить. Широкая, но с изящными, совсем нерабочими пальцами, покрытая темно-рыжими волосками. Окончательно потеряв способность пугаться и удивляться, Честер приблизился к дерюге, с любопытством рассматривая пятерню. Рука потянулась вверх, хотя где тут верх, и стянула тряпицу ниже. Взгляду лорда Беннигтона предстал живой… относительно живой и здоровый Фаррел, собственной помятой персоной. И помята она была изрядно… Да и жив-здоров он был в сравнении разве что с безнадежно больным… Он был обнажен до пояса, но его было почти не видно под слоем бинтов и повязок. «Где только Бурдон умудрился их раздобыть?» На шее чуть выше левой ключицы и на правом боку над ремнем алели мелкие пятна крови. Лицо Дэвида осунулось и приобрело неприятный землистый оттенок. Под глазами залегли тяжелые фиолетовые тени. Губы запеклись и потрескались. Только глаза остались прежними. Насмешливые, ехидные, но добрые… С вечной ухмылкой, сквозящей в их прозрачной глубине… Дэвид шевельнул пальцами и попытался улыбнуться, но ссохшиеся губы лишь треснули и покрылись мелкими каплями крови. Бурдон резво поднес к губам Фаррела склянку с водой. Тот сделал пару глотков и улыбнулся-таки, смотрящему на него, Беннингтону. Честер подошел к нему и склонившись поцеловал в лоб: - Тебе бы немного поспать, дружище… - Я только и делаю, что сплю. - Ну что же поделаешь… - Беннингтон улыбнулся и поднялся. Обернулся к Бурдону, улыбка из ободряющей превратилась в яростный оскал. Роберт невольно отшатнулся. Не говоря ни слова, Честер на негнущихся ногах подошел к Бурдону и взяв того под локоть, вывел вон из хижины. * * * Вперив тяжелый взгляд куда-тов переносицу Бурдона, он прошипел сквозь стиснутые зубы, сквозь оскал, что никак не желал сходить с лица: - Слушайте меня внимательно, Роберт… И я вас умоляю, не заставляйте меня повторять. Я хочу… Нет, я жажду узнать, кто, черт возьми, пытался убить меня, Шиноду и Фаррела. Кто открыл на нас охоту? Зачем? Кому это, дьявол, понадобилось?! – он на секунду остановился, борясь с подступающей яростью. Переведя дыхание, он продолжил: - Почему вы решили нам помочь? Насколько я помню, в прошлый раз… Вы сами пытались убить Кенжи, да и Фаррела заодно… Что, черт возьми здесь происходит, Роберт? И я очень вас прошу, отвечайте прямо сейчас, пока я не начал вести себя как… как вы сказали?.. как истеричная дамочка, и не устроил истерику с битьем головы о стены и прочие приемлемые поверхности… Причем, голова будет не моя, Роберт. Ну? Бурдон смотрел на него испуганно-влюбленными глазами. Никогда ранее, даже в той злосчастной опиумокурильне, Беннингтон не пугал его настолько. Никогда ранее он не видел его таким… Таким опасным, таким яростным… таким решительным и агрессивным… Таким возбуждающим… Роберт тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли и начал рассказ. «Вы, должно быть помните, лорд Делсон в вашу первую встречу говорил, что спустя несколько лет Кенжи Шинода будет править Японией… Он не преувеличивал. С таким умом, чутьем. С его гибкостью и… Со всеми теми людьми, что готовы убить и умереть с именем Шинода на устах, он установил бы в этой стране абсолютную железную власть. И правил бы ей железной рукой… Естественно в качестве серого кардинала, не более… Но все же его было решено устранить, причем в этом… кхм… мероприятии участвует и Британия, и Япония. Но это не суть важно… И вот уже три года, как Делсон, а точнее тот, кто отдает ему приказы пытается устранить Шиноду… Да-да, Делсон всего лишь исполнитель. Талантливый, умный, но инструмент. Такой же как я… или вы. И все эти три года… все эти чертовы три года, достать Шиноду не удавалось… Вашему… возлюбленному будто сам Дьявол ворожит. Невероятное везение, хотя, может, удача и не причем… Что только не делали, чтоб убить его. Ах, эти бессчетные попытки… Через семью и друзей, через любовниц и любовников… Банально пытались убить… Три года, бились словно о стену. Пока не обнаружили кое-какую закономерность… Наблюдая за тем, как Кенжи меняет партнеров как перчатки, мы заметили, что мужчины привлекают его куда больше, чем женщины. Более того, мужчины европейской наружности вызывают у него особый… интерес. Покопавшись в его прошлом, мы выяснили, что во время учебы во Франции у него был роман с местным аристократом, закончившийся весьма… трагично. Не вдаваясь в подробности, тот молодой виконт попросту воспользовался Шинодой… Он как будто искал замену… Не важно впрочем. Мы решили этим воспользоваться. Оставалось всего лишь найти подходящего человека. И мы его нашли. Молодой дипломат, хорош собой, приятен в общении… Кроме того, неуловимо похож на того самого виконта… Он полностью соответствовал вкусам Шиноды и нашим требованиям. Мы нашли… вас. И мы вас получили. Вы знаете, за вас велась настоящая бойня. Какими трудами мы отвоевали вас у посольства в Эдо… Только наивысшие указания помогли нам… Уже не знаю, к счастью ли. А уж когда Делсон вас увидел… Его решимость привести план в исполнение только укрепилась, даже не смотря на симпатию… План? План состоял в том, что бы стравить вас с Шинодой. Помните, там на балу… Это было что-то на подобии смотра… Только не для вас, а для него. Он должен был вас заметить, оценить и… захотеть. Мы буквально приносили вас в жертву. После этого дня все должно было развиваться совсем иначе, нежели это происходило в действительности. В дело вмешался его величество случай. Вы влюбились. И я влюбился… И я подозреваю… Да что там, я уверен, Делсон это заметил, и решил этим воспользоваться. Естественно, я не был посвящен в его планы, ведь я стал частью этих планов… Кроме того… я сам… Я будто ослеп. Я потерял голову, потерял чувство реальности. Я сошел с ума. И в этом мне помог он. Оглядываясь назад, я вижу, он применял ко мне самые банальные приемы… такие прозрачные, что их распознал бы и ребенок… но не я, чей разум был затуманен жаждой обладания. Он внушал мне такие идеи… такие мысли вкладывал в мою голову, что сейчас мне становится страшно при мысли, что хоть одна из тех идей осуществилась бы… Я как будто снова стал ребенком, наивным и жестоким, какими могут быть только дети. Я решил убить Шиноду. Недолго думая, я обратился к той ужасной женщине, к Акане Ватанабе. Вы знаете, почему эта женщина так ненавидит семью Шинода? Все до безобразия просто. Отвергнутая женщина… Она – бывшая любовница отца Кенжи. Да-да, у них даже был общий ребенок, который и стал камнем преткновения… Госпожа Ватанабе рассчитывала, что ее сын унаследует власть над кланом Шинода в обход законнорожденных сыновей – Кенжи и его ныне покойного старшего брата. Но Шинода решительно пресек эти попытки, настолько решительно, что сама Ватанабе еще долго не выходила из своих покоев, а ее сынок и вовсе отправился на кладбище… Одному богу известно, что он с ней сделал, но бедняжка явно тронулась умом. Никогда до и, более чем вероятно, после нее я не встречал такой жестокости и злости… А после завертелось что-то и вовсе невероятное. Что-то будто толкало меня на все новые мерзости… Я рассчитывал, что если яд не убьет Кенжи, то это сделает Дэвид… Но все обошлось, как видите… относительно. Вы знаете, я тогда так испугался. Тогда, когда вы… били меня и грозились убить… но я боялся не того, что вы убьете меня, я не боялся ни боли, ни смерти… Я боялся больше никогда не увидеть вас. Именно тогда, или может чуть позже, когда пережидал, пока заживали синяки и ссадины… я понял, что просто быть рядом с вами, даже страдая от неразделенной любви… в общем я предпочту страдать, чем вовсе вас не видеть, и тогда я решил во что бы то ни стало помешать убийству Кенжи… Я заметил, что за мной следят. С огромным трудом мне удалось оторваться от слежки, и самому проследить за Делсоном. Когда я узнал, что задумал Делсон… мне показалось, что у меня сердце остановилось на несколько минут… Он решил убить вас… Никогда раньше ему в голову не приходила такая мысль. Да, он собирался вас использовать, обойтись с вами жестоко, но лишить вас жизни… Такого я не ожидал… И, видимо, это потрясение оказало на меня серьезное воздействие, я потерял бдительность и чуть не попался, поэтому не смог поспеть вовремя, чтобы помочь мистеру Фаррелу. К счастью ваш друг обладает поистине невероятной выносливостью и жизненной силой. Подумать только, с такими ранами доплыть до берега и пробежать полгорода! Но в посольство его пускать было нельзя, его бы тут же убили. Я едва успел перехватить нашего шустрого Дэвида. Стоит отметить, раны у него прескверные, но к моему огромному удивлению он поправляется с такой скоростью, будто он и не человек вовсе… А что было потом вы, собственно говоря, и сами знаете, вы ведь сами все видели…» * * * Честер погрузился в глубокую задумчивость. На его лице стремительно сменялись выражения. Озадаченность, злость, апатия, ужас, недоверие, ирония… Презрение, интерес, разочарование… Когда Роберт закончил этот короткий экскурс в прошлое, лицо лорда Беннингтона не выражало ничего, кроме безграничной усталости. В этот момент Бурдону показалось, что Честер моментально постарел на несколько лет. Его взгляд потух, губы сжались в тонкую линию, плечи опустились… Весь он как-будто сморщился, уменьшился в размерах. Роберту стало невыносимо жалко этого милого, доброго, радостного человека, очаровательного и такого недосягаемого, человека, ставшего игрушкой в руках судьбы. Бурдон протянул руку и коснулся плеча Беннингтона. Тот поднял глаза и вопросительно взглянул в лицо Роберта. Сам не зная что он несет, Роберт принялся увещевать Честера: - Послушайте, зачем вам это все нужно? Забудьте Шиноду. Бросьте его. Как только вы исчезните из поля его досягаемости, о вас тут же забудут… Вас не будут преследовать, не будут пытаться убить… Вам не будет ничего угрожать. Поедемте со мной на материк! Я понимаю, вы не любите меня, но со временем… быть может, вы привыкните в моему обществу. Может, я смог бы скрасить ваше одиночество? - Боже мой… Роберт вы опять! – Беннингтон отстранился и потер лицо руками. Поднялся с пола и отошел на пару шагов, остановился, смотря в стену. - А я и не говорил, что остановлю попытки! – Порывисто встал и подошел к Беннингтону, схватил того за плечи и, развернув к себе лицом, почти прокричал, не боясь быть услышанным: - Я люблю вас! Я люблю вас, и всегда буду любить. Все в вас, вы понимаете? - Прекратите… - Я никогда не прекращу… - Бурдон чуть встряхнул Беннингтона. – Поймите, я никогда не смогу прекратить любить вас! Поймите, любовь к Шиноде смертельна для вас! Вас убьют лишь для того, что бы добраться до него! Вы хотите этого, хотите прожить всю жизнь в ожидании удара в спину?! - Это не так… Мы можем скрыться… - Честер старался не смотреть Бурдону в глаза, старательно отворачивался, смотрел в пол… - И вы верите этому? Вы верите в то, что он покинет Японию? - Да… - шепнул едва слышно Честер. - Вы и сами не верите… Скажите вы действительно любите его? Честер порывисто вскинул голову и устремил пронзительный взгляд прямо в глаза Бурдону. Пару минут они просто боролись взглядами, наконец, Беннингтон заговорил: - Д-да… Да. Я люблю его. - Вы уверены, что это не просто плотское влечение? - Абсолютно! - Сейчас проверим! Сжимаясь в ожидании удара, зажмурив глаза, Бурдон медленно наклонился и коснулся губ Беннингтона. «Он опять целует меня… Сейчас это не вызывает отвращения…. Пожалуй, это даже немного приятно… Совсем чуть-чуть…» Веки Честера едва заметно дрожат. Вот они медленно опускаются, его голова медленно склоняется чуть в бок, он приоткрывает губы, отдаваясь поцелую. «Что я делаю?! Что? Я? Делаю?» Руки Роберта нежно поглаживают плечи Честера. Ему приходится чуть наклоняться, чтобы целовать Беннингтона, но это ничуть не мешает… Черт возьми, это слишком приятно… Беннингтон в его объятиях судорожно дернулся. Уперся ладонями в грудь и мягко отстранился. Смотря Роберту в глаза, Честер произнес: - Прости, Роберт… Но я люблю его. Действительно люблю. С другой стороны двери, внутри хижины, недавно очнувшийся Кенжи облегченно вздохнул, отстраняясь от замочной скважины. Любимый не предал его. * * * Мы ютимся вчетвером в этом домишке вот уже неделю. Это тяжело само по себе, а уж если учитывать, что между нами всеми происходит… Господи, я сойду с ума. Как все было просто всего каких-то полгода назад. Был я, был мой верный Фаррел и была череда девиц, девушек и дам, готовых на все, только бы доставить мне удовольствие и самим его получить. Все было так просто тогда, что же случилось теперь? Я шагаю из угла в угол. Хотя это слишком громко сказано… Пять шагов от стенки до стенки. Три пары глаз пристально следят за каждым моим движением. Ваши взгляды, кажется, скоро прожгут дыры на моей одежде, а то и на коже… Три пары глаз, три разных чувства. Фаррел. Мой верный Дэвид. Я знаю, ты любишь меня. И я тоже люблю тебя. Нет второго такого человека как ты. Самый верный, самый преданный. Как пес… Хотя нет, я ненавижу это сравнение. Ты не пес. Ты мой друг, мой брат, я сам. Ты – продолжение меня. Как ты часть меня, так и я часть тебя. Ты знаешь, эти несколько дней я даже не вспоминал о тебе. И сейчас, когда я узнал, что ты боролся за жизнь, в то время как я предавался утехам… Господи, мне так стыдно. Мучительно стыдно. Каждый раз, когда я нахожу глазами твое измученное бледное лицо, на которое нехотя возвращаются краски жизни, мне хочется кричать и биться. Мне так обидно оттого, что меня не было рядом, когда тебе нужна была моя помощь, так обидно оттого, что я даже не вспоминал о тебе… Но ты все еще верен мне. Ты по-прежнему готов пойти за мной хоть к Богу, хоть к черту, а хоть и на дно морское. Почему ты до сих пор рядом? Неужели ты не видишь, что наша связь приносит тебе только беды? Неужели тебе не надоело только давать, ничего не получая взамен? Ты снова смотришь на меня своими глазами… Черт, побери, на ум опять просятся пошлые сравнения… Щенячьи глаза… Боже, я увяз, увяз во всем этом с головой… Кенжи. Возлюбленный. Желанный. Моя первая и, скорее всего, последняя любовь. Настоящая. Через кровь, боль и слезы. Через сумасшедшее счастье и затуманенное сознание. Через потерю трезвого мышления. Скажи мне, любимый, что притягивает нас друг к другу? По какой насмешке судьбы мы теперь не мыслим жизни один без второго? Господи, всего пару лет назад, разве так я представлял себе свое будущее? В душном пыльном закутке, скрывающимся от законного представителя Империи, в компании Фаррела и двух влюбленных в меня мужчин? Черт, двух влюбленных в меня мужчин… Нет. Я представлял себя молодым английским лордом, снискавшим славу и почет, не обремененным ничем и никем, свободно меняющим увлечения и пристрастия, окруженного красавицами, купающегося в лучах благосклонной Фортуны… Ах эти милые юношеские мечты. Всего пару лет назад я был сущим мальчишкой. Наивным, обуреваемым грандиозными планами… Да что там, два года назад… Полгода назад, два месяца… Любовь к тебе, Кенжи, сделала меня взрослым…. Хотя нет, не любовь, а то, что ей сопутствовало. Обман, предательство, боль, смерть… Любовь побеждает смерть, так вроде говорят? Сколько смертей принесла уже в этот и так не самый прекрасный мир наша с тобой любовь, Кенжи? Я, признаться, не считал… А сколько их еще будет? Твои глаза. Господи, твои удивительные глаза. Я тону в них, в их бархатной непроглядно-черной глубине. Я даже замедлил шаг, когда наши взгляды встретились… Ты и представить себе не можешь, что я чувствую, когда ты смотришь на меня так… Я стою к тебе в пол-оборота и незаметно разглядываю тебя. Ты в свою очередь разглядываешь меня. Естественно, ты делаешь это скрытно. Ты будто смотришь в другую сторону, но твои глаза чуть скошены, боковым зрением ты отслеживаешь мои движения. В уголках пухлых губ притаилась улыбка. Она почти не замета, более того, никто ее не разглядит. Никто, кроме меня…. Когда я успел так хорошо узнать тебя? Так вот, ты смотришь на меня, чуть скосив глаза, невидимо улыбаешься, и я отчетливо слышу, как в твоей голове ворочаются мысли. Они похожи на толстого сытого кота, пригревшегося на весеннем солнце. Такие же ленивые и, черт возьми, самодовольные. Ты счастлив, как никогда. Счастье, гордость, довольство. Весь твой облик, выражение лица, эти твои ленивые мысли кричат: «Он мой! Вот он, мой!» Но тебе я могу простить это. Тебе я могу простить все, что угодно. Да, я буду лелеять в себе обиду, но ты улыбнешься, проведешь кончиками пальцев по моей шее, и я прощу тебя… Я знаю, так и будет. Я слабею в твоем присутствии… Во всяком случае морально… Но и ты отвечаешь мне тем же. Ты также простишь мне все, да еще и сделаешь виноватым себя… Мы такие, в сущности смешные… Влюбленные. Ты все еще смотришь, твой взгляд не отпускает… Я знаю, это звучит чертовски банально, но твой взгляд жжет меня сквозь одежду. Нет, не как огонь, как слишком горячая вода в ванне. На грани кипятка. И я погружен в эту воображаемую ванну с головой… Мое тело медленно немеет и я уже не чувствую жара, только опустошающую слабость. Меня клонит в сон, клонит в бездумное счастливое забвение. Именно это ты делаешь со мной. И я чертовски рад этому… Я стремительно отворачиваюсь и иду в противоположный угол. Еще не хватало начать плавиться прямо здесь… Кхм… Роберт. Твой взгляд так же прожигает во мне дыры. Он разбудил во мне сомнения. Он вообще обладает странной способностью будить во мне все то, что я успешно подавлял в себе многие годы. Неуверенность, сомнения… Странные желания. Мне вновь становится стыдно… Тогда, когда ты поцеловал меня в коридоре, я впервые почувствовал к тебе что-то отличное от всего, что чувствовал ранее. Не симпатию, не дружескую привязанность, не презрение и даже не отвращение… Я почувствовал острое желание… Мне захотелось перешагнуть эту черту… Это было так, как бывает, когда стоишь на краю обрыва. На скалистом берегу в родной Англии. Далеко внизу о подножие искристо-белых меловых скал Дувра разбиваются свинцово-синие волны. Ты смотришь вниз, на это торжество природы, и ощущаешь смутное, неясное желание сделать шаг вперед. Вниз. В холодные объятия прибоя… Да… Именно это я чувствовал, когда ты целовал меня. Мне было интересно. Интересно, что будет дальше. Чем это закончится. Но потом, перед моими глазами появилось лицо Кенжи… Я уже думал об этом, даже если бы тогда я поддался твоему… и своему желанию… нашему вожделении, Кенжи простил бы меня. И от этого знания мне стало мерзко… Господи, какой же я подонок… Мерзавец. Я не знаю, что вас привлекло во мне… Что такого есть во мне, что вы готовы убить друг друга, да и сами отправиться на тот свет ради меня? Чувствую себя отвратным манипулятором… Мне кажется, что я люблю Кенжи не так сильно, как он того заслуживает. Мне кажется, что я не дал Роберту того, в чем он нуждался. Нет-нет! Я имею в виду всего лишь дружескую поддержу и понимание. Возможно, если бы я вовремя разглядел его чувства все пошло бы иначе. Вполне возможно я был бы уже мертв… Да… Жизнерадостную картину жизни я написал. Если судить объективно, то я… Черт, да мне везет, как утопленнику. С какой стороны не посмотри. В бегах. Избитый. С раненным другом на руках. Раздираемый противоречивыми чувствами… А не пошло бы оно все к дьяволу? Бросить все, скрыться. Убежать от проблем. Нет, это не выход. Это просто побег. Ваши взгляды все так же преследуют меня. Преданность. Любовь. Вожделение. Надоело. Я резко меняю направление, и отрывисто говорю: «Выйду на воздух…» Выхожу, а скорее выбегаю в коридор… Из него в тот самый потайной дворик. Прислоняясь к стене, закрываю глаза. Мне душно. Душно в этом маленьком домике. Душно от ваших взглядов. Душно от собственного бессилия и растерянности. Я не знаю, что мне делать. Что мне делать? Что?! Неслышно открывается дверь. Но я слышу. Ты тихо идешь ко мне. Подошвы твоих ботинок бесшумно приминают траву, которой заросло все пространство двора. Я слышу твои шаги. Я не открываю глаз. Ты подошел вплотную, твое горячее хриплое дыхание опаляет мою щеку… Мои чувства обострены до предела. Клянусь, я слышу, как трепещут твои ресницы. Ты наклоняешься ближе. Еще ближе. И еще. Наши губы почти соприкасаются. Ты осторожно целуешь меня, будто пробуя поцелуй на вкус… Будто это первый наш поцелуй. Жидкое пламя пробегает по моим венам… Я весь горю, вот только не знаю от чего… Мой самый сладкий грех. Твои движения становятся смелее, касания откровенней, поцелуи глубже… Наконец, я открываю глаза… Кенжи… Я чувствую легкое разочарование. А еще ощущение своей ничтожности и низости с удвоенной силой вгрызается в мое сознание. Я мягко улыбаюсь тебе. Ты улыбаешься в ответ. Помогите мне. Кто-нибудь. Сам я с этим не справлюсь. * * * Бывали ли у вас, дорогой читатель, дни, когда все буквально валится из рук, когда мысли тяжелы и безрадостны, когда даже самая прекрасная погода только раздражает? Когда не можешь дождаться вечера, конца этого проклятого дня, наивно полагая, что завтра будет лучше? Именно такой денек выдался сегодня молодому полицейскому по имени Сатоми. Началось все с того, что, собираясь в участок, Сатоми обнаружил, что на его форменном мундире не хватает нескольких пуговиц. Расстроившись несказанно и удивляясь, куда же делись пуговицы, японец вышел из дома и тут же угодил обеими ногами в грязную лужу. Выругавшись про себя, он пошел дальше. Проходя по многолюдной даже в этот ранний час базарной площади, Сатоми столкнулся с человеком с тележкой до верху наполненной фруктами. Естественно, фрукты высыпались. Естественно человек обругал Сатоми последними словами во всеуслышание. Понурив голову и пряча краску, заливающую лицо, Сатоми, наконец, добрался до отделения, но и там его ждал «приятный сюрприз». Едва переступив порог родного полицейского участка, Сатоми услышал в свой адрес такое… Прямо перед ним стоял разъяренный капитан и отчитывал его почем зря. Выслушав незаслуженные упреки, обвинения и даже угрозы, Сатоми занял-таки свое место. Но и на этом его несчастья не закончились. Весь оставшийся день, капитан вымещал злость на бедном Сатоми. Позже выяснилось, что сам генерал отчитал капитана за промедление в поиске тех четырех гайдзинов, и тот не найдя другого выхода, решил отыграться на тихом безобидном новичке. Едва дождавшись конца рабочего дня, Сатоми пулей вылетел из участка, но стоило ему всего на пару кварталов отойти от отделения, как шаги его замедлились, еще замедлились, и еще… И вот уже молодой полицейский бредет домой, еле передвигая ноги, и загребая дорожную пыль. Сатоми как раз думал, что с самого утра не держал во рту маковой росинки, как его нос уловил дивный запах. В животе голодно и требовательно заурчало. Поддавшись зову желудка, Сатоми направил свои стопы в сторону небольшой чистенькой припортовой закусочной. Отворив двери и переступив порог, японец оказался в просторном светлом помещении, обставленном на европейский манер. К счастью, и служащие, и меню были японскими. Заняв свободный стол, сделав заказ и проводив теплым взглядом молоденькую японку, принявшую его, Сатоми опустил подбородок на сцепленные пальцы и принялся лениво разглядывать посетителей. А их, стоит отметить, было не так уж и много. Двое японцев одетых в европейскую одежду, шумно обсуждали какие-то цены на что-то там. Не иначе как мелкие мануфактурщики. Через столик от них сидел молодой парень, явный якудза по наружности. Рядом с ним – две гейши… Хотя нет, обычные портовые проститутки, которых только дикие европейцы могут принять за настоящих гейш. Якудза, заметив взгляд Сатоми, состроил презрительную мину и отвернулся. Сатоми пожал плечами и вернулся к своему занятию. Еще через пару столиков, в дальнем углу, сидели трое европейцев непримечательной наружности. Обычные красноволосые, но что-то в них настойчиво привлекало внимание Сатоми, и его взгляд, то и дело, к ним возвращался. Один из них был невысоким, но очень массивным. Широкий и толстый, почти как борец сумо, он нависал над столиком и тяжелым взглядом смотрел на двух других. Второй был очень высоким. Даже сидя, он заметно возвышался над своими спутниками. У него было узкое вытянутое лицо и глаза, внешние уголки которых были чуть опущены. А третий… Третий по необъяснимой причине пугал Сатоми. Что конкретно пугающего находил в наружности этого человека, Сатоми и сам не мог понять, но при одном единственном взгляде на ярко-рыжую бороду, взгляде в льдисто-голубые глаза, даже от усмешки, блуждающей по лицу этого гайдзина, колени Сатоми начинали дрожать мелкой дрожью, ладони увлажнялись, а правое веко едва-заметно подергивалось. Сатоми еще немного посмотрел на европейцев, а потом принесли его заказ, и только первый кусочек восхитительного скияки (яп. мясное блюдо) коснулся его языка, как сознание пронзила неожиданная догадка. Еще раз внимательно осмотрев троицу, сложив два и два, Сатоми пришел к выводу, что перед ним никто иные, как двое из четверки разыскиваемых гайдзинов. А именно, Бурдон – высокий, и Фаррел – рыжебородый. Не чувствуя ни вкуса, ни запаха, ни какого-либо удовольствия от еды, Сатоми поглощал скияки, изо всех сил напрягая слух и память, стараясь разобрать английские слова. Конечно, большей части сказанного, изучавший варварский язык англичан в далеком детстве, Сатоми не понимал, но основные детали уловил. - Итак, мистер Барбреди, - говорил между тем высокий, - Вы сможете решить нашу маленькую проблему? - Конечно, сэр. Мы уже битый час обсуждаем пути решения этой вашей маленькой проблемы… - Не нужно патетики, мистер Барбреди… Я всего лишь хочу еще раз все уточнить. - Как скажите, сэр… - Барбреди принялся загибать толстые пальцы, перечисляя: - Послезавтра. Тринадцатый причал. Шхуна «Юлали». Без пятнадцати полночь. – Бурдон молча кивал. – Все? - Да, мистер Барбреди. До встречи. – с этими словами Бурдон поднялся, за ним последовали Фаррел и Барбреди. Подождав, пока пройдет пять минут с момента их ухода, Сатоми сорвался с места и помчался в сторону участка. «Послезавтра. Тринадцатый причал. Шхуна «Юлали». Без пятнадцати полночь. Послезавтра. Тринадцатый причал… Вот капитан обрадуется!!! Шхуна «Юлали». Без пятнадцати полночь. Послезавтра…» * * * День, когда был заключен договор с капитаном Барбреди. Сухо скрипнула входная дверь, закрываясь за Робертом и Дэвидом. Едва она соприкоснулась с рассохшимся косяком, как Шинода, который до этого момента, казалось, спал, встрепенулся и резко поднялся с футона. Гипнотический взгляд японца пригвоздил Беннингтона к полу. Боясь пошевелиться, Честер смотрел в эти бездонные глаза, утопая в их глянцевой черноте. Шинода сделал пару нарочито неторопливых шагов в сторону любовника. Он видел, что в последние дни Беннингтона что-то тревожит, он стал задумчив и мрачен, на любимом лице прочно обосновалось печальное выражение, выражение тоски и безысходности. Часто он ловил на себе его вопросительный взгляд, точно такими же взглядами он периодически награждал и Бурдона… В сознании Шиноды зародилось ужасающее подозрение, разъедающее его душу, его спокойствие, как ржавчина клинок… Судорожный вздох вырвался из груди Беннингтона, губы его приоткрылись, а веки неудержимо потянуло вниз. Желание, пробудившееся под взглядом японца, теплыми волнами прокатывалось по всему телу, протекая жидким пламенем по венам, гулко отдаваясь стуком в висках, наливаясь приятной тяжестью где-то внизу живота… - Честер? - Да? - Ты любишь меня? - Я… Я не… Я уже не знаю… Как ни старался, Беннингтон никак не мог отвести взгляда, и вся та боль, что сейчас плескалась на дне глаз Кенжи, отдавалась острыми спазмами где-то в груди англичанина. Но, несмотря на боль, снедавшую обоих, они упорно сближались, боясь обжечься и замерзнуть одновременно. Наконец, их тела соприкоснулись, тесно прижавшись друг к другу, не размыкая взглядов… Их пальцы переплелись… Вот соприкоснулись губы. Это был горько-сладкий поцелуй, замешанный на болезненной привязанности, глубокой влюбленности, обожании и страхе. Поцелуй с соленым привкусом слез. - Я прошу тебя… Я тебя умоляю… Скажи мне… - горячечно шептал Шинода, срывая рубашку с Честера, мелкие пуговицы брызнули в стороны. – Неужели… Я стал противен тебе? – покрывая хаотичными поцелуями обнажившуюся шею и грудь англичанина. - Нет… Нет, это не так… - запрокидывая голову, подставляя ласкам чувствительное горло, зеркально повторяя движения Кенжи, расстегивая его рубашку. - Может, я надоел тебе? – расстегивая ремень на брюках, позволяя им медленно свалиться под ноги. - Нет! Нет, конечно нет! - Тогда скажи мне… Скажи! - Нет… - чуть не плача, шептал Честер, опускаясь вместе с Кенжи на тощий футон. - Почему? Почему?! – кусая свои и его губы шепчет Шинода, по его щеке катится слеза, почти незаметная в полумраке хижины. Но Беннингтон видит ее… - Я… Не знаю… - едва слышно произносит Честер, его глаза закрыты, из-под опущенных век градом катятся слезы. – Прости… Прости меня… Ими обоими всецело овладело желание насладиться друг другом. Как будто это был их последний раз, их последняя возможность выразить свои чувства… И они отдавались друг другу без остатка. После, они лежали, тесно прижавшись один к другому, вслушиваясь в хриплое дыхание и гулкий стук сердец, бившихся, казалось, в унисон. Ловя последние сполохи болезненного удовольствия, они медленно угасали, ища в объятиях друг друга покой. Всмотревшись в глаза возлюбленного, Шинода не заметил в них ни сожаления, ни радости, в них не было ничего. Пустота и отрешенность с примесью страдания, самую малость. - Я люблю тебя… - прошептал Кенжи, коснувшись кончиками пальцев щеки Беннингтона. Тот повернулся и поцеловал кончики ускользающих пальцев. На губах Беннингтона появился призрак улыбки, из глаз пропала отрешенность… Честер промолчал, только крепче прижавшись к теплой груди японца. * * * Утро следующего дня. Главное полицейское управление города Йокогама. Сатоми уже был не рад вчерашней удаче. Видно демоны подбили его зайти в ту закусочную… Сатоми затравленно огляделся вокруг. В просторном кабинете капитана было помимо Сатоми и самого капитана еще трое человек. Генерал, незнакомый японец и худощавый гайдзин. Генерал в компании капитана молчаливо сидели в уголке, с опаской погладывая на обоих незнакомцев, которые вот уже четвертый час допрашивали Сатоми… Казалось, Сатоми уже в три тысячный раз повторяет разговор, свидетелем которого он вчера стал, но этим двоим не хватало, они вновь и вновь спрашивали, уточняли, просили вспомнить и вовсе незначительные, по мнению Сатоми детали. Спустя еще несколько часов Сатоми, наконец, отпустили. В приподнятом настроении он вышел из управления и направился домой. Естественно, он не заметил, как за ним, прорезая вечернюю сутолоку как нож масло, следуют две миловидные японки. Сатоми зашел в узкий проулок, ведущий прямиком к его дому. Когда до выхода из подворотни оставалось каких-то пару шагов, дорогу ему преградила женщина. Сатоми оглядел ее: «Портовая шлюха…». - Чего ты хочешь? - Тебя. – хихикнула девка, прикрывая алые губы ладошкой. Из-за спины Сатоми раздался точно такой же смешок. Сатоми обернулся… И тут мир, мигнув на прощание, погас. Девушка вытерла окровавленный кинжал об одежду мертвого Сатоми и, взяв под руку напарницу, пошла прочь. * * * День отплытия. Без двадцати полночь. Шхуна «Юлали» бесформенной тушей качалась на волнах. Ни единого огня не рассеивало темноту на пристани. Четверо людей шагали по дощатому настилу в сторону шхуны, их шаги гулко отдавались в ночной тишине. Все четверо явно нервничали, поминутно оглядываясь и напряженно вслушиваясь в шорохи и скрипы, мнимые и настоящие. - Не нравится мне эта тишина… - протянул рыжебородый здоровяк, исподлобья оглядывая «Юлали». - Мне, как ни странно, тоже… - в тон ему ответил самый высокий из четверки. Двое других так и молчали, на лицах обоих застыли ничего не выражающие гримасы. Они старались не смотреть друг на друга и, более того, старались держаться друг от друга подальше. Пройдя еще несколько десятков шагов, они оказались у подножия трапа на «Юлали». Рядом с ним стоял грузный мужчина, лицо которого изредка освещала тлеющая курительная трубка. Голосом, далеко разносящимся по спокойной глади залива, мистер Барбреди, а это был именно он, произнес: - Прошу на борт, господа. Не берусь ответить, дорогой читатель, что спасло тогда наших героев, обостренное чутье или, может быть, легкая паранойя, может, просто страх, а может и неосторожность одного из тех, кто ждал их в засаде, но чуткое ухо Фаррела распознало в ночной тишине едва слышный щелчок взводимого курка. Схватив дородного Барбреди за грудки и, прикрываясь им словно щитом, Дэвид вскричал: - Засада!!! Все четверо ринулись прочь от шхуны, вдогонку прозвучали первые выстрелы. Все так же прикрываясь Барбреди, который верещал и оправдывался, друзья, что есть сил, рвались к спасительной набережной. Стоило добраться до нее, как появлялась возможность скрыться в причудливом переплетении припортовых улочек и переулков. И вот они бежали. Все чаще и чаще звучали выстрелы, прорезали огненными пчелами ночную темень пули, впиваясь в древесину настила совсем рядом с убегающими… Внезапно Барбреди всхлипнул, сбился с шага, если это можно так назвать, и накренился вбок. Вырвавшись из рук Фаррела, он прошел несколько шагов и свалился кулем на пристань, из-под его большого тела вытекала черная в темноте, отражающая звезды, кровь. Не замедляя бега, четверка добралась-таки до сходней с пирсов, но там их ждал неприятный сюрприз: с ружьями на изготовку на самом краю набережной стояло четверо японцев в полицейской форме. Внезапно Роберт хохотнул. Резко обернувшись, он обнял Честера, поцеловал его в щеку и, подмигнув опешившим Шиноде и Дэвиду, бросился в сторону японцев. Выхватив на бегу пистолет откуда-то из-под сюртука, он навел его на одного из полицейских… Несколько выстрелов слилось в один. Один из японцев упал, Роберт, слегка покачиваясь, двинулся к оставшимся. К счастью, что бы перезарядить ружье требовалось время. Но его как раз не было. Тяжелый кулак Бурдона просто смел второго японца, двое других, откинув бесполезные ружья, бросились на Роберта… Огибая место схватки по широкой дуге, Фаррел, Шинода и Честер спустились на набережную. Беннингтон хотел прийти на помощь Роберту, но был остановлен Фаррелом. - Дэвид, что ты… - Мы должны бежать! - Но… Роберт… - Если мы останемся, мы все умрем! - Роберт! Роберт!! – кричал, чуть не плача, Беннингтон, когда его, схватив за руки с двух сторон, утаскивали прочь Шинода и Фаррел… * * * Несколько часов Честер, Кенжи и Фаррел скитались по городу. Бросаясь из стороны в сторону, блуждая по лабиринту улиц, они все больше убеждались в том, что на них объявлена охота, и те, кто эту охоту начал были очень серьезно настроены… Буквально на каждом углу стояли полицейские, вооруженные до зубов. Пока нашей троице везло, но везение не могло продолжаться вечно. Когда друзья поняли, что их загоняют в ловушку, выхода уже не было, капкан захлопнулся, оставалось только идти вперед. И они шли… Над Йокогамой занимался малиновый рассвет. По обрывистой кромке берега медленно бежали, вымотанные бесконечной погоней, трое. Впереди бежал Фаррел, за ним, чуть отстав, запыхавшийся Честер, замыкал цепочку Кенжи. Резкий звук выстрела пронзил тишину утра. За ним дробью, почти сливаясь в один, последовало еще несколько выстрелов. Вскрик, полный удивления и боли. Честер оборачивается и встречает взгляд широко распахнутых глаз самого любимого на свете человека. На груди Кенжи, ниже левой ключицы расплывается огромное мерзко-красное пятно. Кровь из раны выбивается резкими толчками, Шинода стремительно бледнеет. Вот он замедляет бег, вовсе останавливается, невероятно медленно опускается на колени… Честер что-то кричит, но он не слышит своего голоса. Кенжи улыбается, на его губах выступает кровь. Беннингтон прижимает безвольное, словно сломанная кукла, тело к себе и кричит во всю мощь своих легких: - Я люблю тебя! Господи! Кенжи… - слезы хлынули из глаз ручьями. – Прошу тебя… Только не умирай… Не умирай… Ты ведь слышал меня? – сквозь слезы он улыбается. – Кенжи, я люблю тебя… - Я тоже люблю тебя, конэко… - Шинода поднял руку и коснулся щеки Честера, затем его веки закрылись, рука безвольно упала. На щеке Беннингтона остался кровавый след. Он наклонился и поцеловал холодеющие губы своего возлюбленного. Поднялся. Прямо ему в лицо было направлено дуло ружья, всего в пятнадцати ярдах от него стоял молодой японец, совсем мальчишка. Он щерил зубы в гримасе. Что это было, ярость или страх, кто знает. Честер видел, как палец японца медленно-медленно нажимает на спусковой крючок, как ярко-рыжие искры и пороховой дым воронкой расходятся от дула, выпуская раскаленную пулю. Время будто остановилось, пуля зависла в воздухе. На лицо Честера наползла дикая усмешка, и тут время возобновило свой бег. Пуля с сытым чавканьем вонзилась ровно в центр груди. Дико взревел Фаррел, бросаясь на солдат… Один, второй, третий… Он порвал голыми руками пять или шесть человек, прежде чем его изрешетили пулями… А Честер все стоял, удивленно глядя на кровь, скупыми толчками вытекавшую из его простреленной груди. Он сделал шаг назад, еще один и еще… И вот он уже балансирует на краю обрывистого берега, широко раскинув руки и улыбаясь. Он медленно качнулся назад… После недолгого полета холодная вода приняла его в свои объятия легко и мягко, почти без всплеска. Он выпустил воздух из легких, поражаясь тому, как красиво закручиваются в спираль пузырьки кислорода и кровь, уходя вверх к солнцу… «Прощай Роберт, прости меня, я не мог дать тебе того, чего ты хотел…» «Прощай, Дэвид, ты был моим самым лучшим и близким другом…» «Прощай, Кенжи… Любимый мой… Мой самый сладкий грех…» «Прощ…» - и он умер. * * * Их принесли одного за другим. Сначала Шиноду. Он был такой умиротворенный. Кожа его была словно воск, на фоне ее матовой белизны резко выделялись темная полоска усов и ярко красная ссохшаяся на губах кровь. Затем Фаррела, превращенного пулями в кровавое месиво, только лицо осталось нетронутым. На нем навсегда застыл звериный оскал, голубые глаза глянцево блестели, ничего, впрочем не отражая… А потом внесли его. Он был совсем как живой. На губах эта милая, смущенная улыбка, глаза широко раскрыты… Он был насквозь мокрый, кое-где к одежде пристали водоросли… Только обожженное пятно на рубашке, указывало на то, что пуля все-таки достала его… Я не выдержал и разрыдался. Меня подхватили под руки и потащили куда-то. Бросили на пол. Я поднял глаза и встретился с холодным взглядом Бредфорда Делсона. - Вот и наступил конец, Роберт. – он кивнул стоящему у стены японцу, и тот, молниеносно выхватив вакидзаси, вогнал его в грудь Бурдона. Сдавленно застонав, Роберт на последнем дыхании шепнул: - Все вернется… * * * Несколько недель спустя. Бредфорд Делсон прогуливался по набережной Банда. Он наслаждался свежим ветром, ярким солнцем, похвалой начальства, обещанием долгожданного отпуска… Тихий смешок за спиной заставил его остановиться и побледнеть, как полотно… Медленно обернувшись, лорд Делсон увидел перед собой двух маленьких японок, одетых в цветастые кимоно. Переглянувшись и посекундно хихикая, они хором произнесли на ломанном английском: - Хозяин передает вам привет, лорд Делсон. Боли он не почувствовал, просто внезапно земля ушла из под ног, и в глаза ударило солнце… и тут же погасло. Навсегда. Эпилог. США, Лос Анжелес, наше время. - Конэко… конэко… конэко… - на разные голоса и тоны шептал Шинода, склонившись над пультом. - Эй, Майк, что ты там бормочешь? – спросил Феникс, задумчиво перебирая струны. - Да я не знаю… привязалось словечко, не помню, где услышал… - ответил Майк. - А что за слово-то? – заинтересованно спросил Роб. - Конэко… - Как-как? – вклинился Бред, мирно дремавший в кресле. - Конэко. - Майк, повтори еще раз? – попросил Чес. - Конэко… Внезапно взгляды вокалистов встретились. Минуту они молча смотрели друг на друга, затем лицо Шиноды озарила улыбка и он произнес: - Честер… Ты когда-нибудь раньше слышал это слово? - Ммм… - странно как-то улыбаясь, произнес Беннингтон, покачивая ногой обтянутой тканью джинсов. – Мне кажется… нет, я уверен, я определенно где-то это уже слышал… - Что здесь происходит? – скептически осведомился мистер Хан. – Я что-то пропустил? Остальные лишь пожали плечами, продолжая наблюдать за болтовней вокалистов. - Знаешь, Чес… - Майк наклонился вперед, опираясь локтями о колени и примостив подбородок на сцепленные пальцы. – Мне кажется, что я знаю тебя лет сто, а может и больше… - Кенжи… сто двадцать, плюс-минус год… - Ммм… да… - Майк задумчиво посмотрел по сторонам и внезапно предложил: - Чес, пойдем покурим? - Пойдем… Стоя в чилауте, затягиваясь крепкими Мальборо, они еще некоторое время молча обменивались взглядами, потом одновременно наклонились к урне, чтоб затушить сигареты… Секунда, и их губы соприкоснулись, легко, почти невесомо, всего лишь обозначая поцелуй. - Как долго я ждал… - внезапно охрипшим голосом протянул Шинода. - Лет сто? – спросил Честер. - Сто двадцать. – улыбнулся в ответ Майк и добавил, помолчав немного: - Честер, ты помнишь то обещание, которое я дал тебе тогда сотню лет назад? - Ты сказал, что мы всегда будем вместе, не в этой жизни, так в следующей… - Попробуем? - Да… В этот момент в чилаут ворвался Джо, снедаемый любопытством: -Так, что я, черт вас возьми, пропустил?! - Целую жизнь, Джо… - вновь улыбнулся Шинода. Конец. |
Перейти к обсуждению
Назад на "Фанфикшен" // Назад на главную // Disclamer
