| "О Честере бедном замолвите слово" |
|
Автор: TerryBolger Фэндом: Linkin Park Категория: слэш Пара: Честер/Майк Жанр: mild angst, romance Рейтинг: PG-13 Содержание [ред.]: близится Рождество- светлый праздник, который нужно справлять в кругу семьи; но для кого-то сейчас один из самых трудных периодов жизни.... Только ощутив почти нестерпимый холод Честер понял, что он стоит у самолета и мимо него идут люди – к сияющему желто-белым зданию аэропорта. Световая громада, а вокруг тьма и несмолкаемый шум. Честер зябко поежился и спрятал руки в карманы, но легкая летняя куртка не спасала от холода, мокрые пятна расползались по ткани, в кроссовки уже успел набиться снег – не успевали расчищать. Честер заставил себя пойти за всеми. Сознание опять отключилось: на автомате он взял сумку из багажного отделения – легкий рюкзак, который он всегда с собой брал, выбираясь на весь день в город из дома, - позволил бойкому таксисту усадить себя в желтую развалюху на четырех колесах, хотя ехала она так, будто как минимум двух у ей не хватало, довезти себя до средней руки отеля, механически отдал ему купюру – отметил, как расширились глаза водителя, быстро выбежавшего из отеля, сдав странного пассажира с рук на руки администратору, - заполнил подсунутые бумаги. Совсем молоденький мальчик-портье отвел его в номер – пятнадцатый этаж – почти под крышей. Честер наконец согрелся. Мальчишка, довольный щедрыми чаевыми, выбежал из номера. А Честер вышел на балкон: внизу – искрящийся всеми цветами радуги во тьме город, а до тяжелых снежных туч можно дотянуться рукой, если забраться на широкие перила. Затяжка, другая, тепло в пальцах. Честер тихо ругался, пытаясь осознать, куда его занесло: последнее, что он отчетливо помнил, - это лицо кассирши, которая протягивала ему билет – «на прямо сейчас улетающий куда угодно самолет». Он не помнил, что было до этого, он не помнил ни длительного перелета, ни как добрался до этой комнаты. Второй окурок упал под ноги. Честер снова стал замерзать, непослушные пальцы дернулись, чтобы поднять воротник куртки: «This is my december, this is my snow covers trees...» Деревьев видно не было, но снега – больше, чем хотелось Честеру. Слова, тусклые и неживые, слетали с посиневших губ, голос словно остался где-то там, откуда он прилетел. Горячая ванна. Шум воды вместо шума проезжей части где-то внизу – словно он с неба смотрит на все; как ангел какой-нибудь. Честер стянул с себя одежду, бросил взгляд в большое зеркало: Честер Беннингтон собственной персоной, только плечи слишком сгорблены, а лопатки торчат как обрубки крыльев. Вода растворила боль, ослабила тиски, сжавшие грудь, и Честер улыбнулся сам себе – он сожалел, что не захватил с собой бутылку чего-нибудь крепкого из бара. Рука соскользнула с края белоснежной ванны, тихий хлюп горячей воды, брызги в лицо. В куртке на полу жалобно пискнул разрядившийся телефон. А Честер задремал – усталость и перенапряжение давали знать о себе. Он проснулся от собственного крика. Боль в груди вернулась. Холодная вода и яркий свет, режущий глаза со сна. Честер включил душ. Махровое полотенце, банный халат. Кровать оказалась большой и очень удобной. Он вертел в руках бесполезный телефончик – устройства для подзарядки у него с собой не было. Ни одного телефона он не помнил. Попробовать вспомнить? Честера передернуло, и он инстинктивно, машинально натянул на себя одеяло – тяжелое и теплое. Если он напряжется, то из памяти поползет то страшное, из-за чего он здесь оказался – он не помнил и не хотел вспоминать. Просто вызвал горничную, оказавшуюся миловидной блондинкой, и попросил достать зарядное устройство для его модели телефона. Через полчаса, когда он, держа в одной руке початую бутылку хорошего бренди, другой подключал телефон к сети, маленький мерзавец истошно завопил. Номер Шиноды. Честер, не раздумывая, нажал на прием: Да, Майк. – Чес, где тебя носит?! Здесь все с ног сбились! Я понимаю, это все… - Майк замялся, подбирая слова, - но мы все волнуемся. За тебя, Честер. Где ты? – Не знаю, - голос бесцветный, чуть слышный, - но все в порядке, Майк, все в… - Да ни хрена, - Майк взорвался; видимо, у него тоже был перенапряг, в голосе послышались слезы и неподдельное волнение, - Честер, ты хоть знаешь, где ты? Как ты себя чувствуешь? – Хреново, - глоток, внутри стало теплее, -Майк, я бы так хотел, чтобы ты был со мной, - больше он говорить не мог – слезы, хотя он не осознавал причину, боль в груди стала невыносимой. – Где ты? Я приеду. – Не знаю, - еле выговорил. У стационарного телефона лежал проспект отеля. Честер провел по затуманившимся глазам и начал читать вслух Майку, сам удивляясь, куда его занесло, - Майк, я в Хельсинки, в отеле… - Я еду, - ругательства, - то есть лечу. И только попробуй исчезнуть снова, Честер. Майк попросил своего менеджера достать билет до Хельсинки: не важно как, со сколькими пересадками, но он должен быть там как можно скорее. А потом отменить все встречи: что можно перенести, какие возможно провести самому, без Майка. Когда передавали ту новость: кошмарная автокатастрофа на одной из оживленнейших улиц Лос-Анджелеса – Майк не придал этому особого значения. Навострил уши только услышав, что известный певец, вокалист Linkin Park Честер Беннингтон чудом не пострадал и даже помогал доставать раненных детей из горящего детсадовского автобуса – спасатели никак не могли пробиться в центр. Была пара кадров. Все. Потом звонили Талинда и Саманта, в голосах которых слышалось усталое волнение, больше, как показалось Майку, формальное, чем искреннее. Потом – звонок из полиции: те тоже не могли найти бывшую жертву и почти героя. За согласие Майка помочь они предоставили ему возможность ознакомиться с тем, что же на самом дело произошло. Он только успел дойти до туалета в участке, как его вывернуло наизнанку. И тогда Майк попросил, чтобы Честеру, когда он найдется, не устраивали допрос или какую-нибудь тупую дачу показаний, не напоминали об этом и отправили к психологу, если не к психотерапевту. Потому что то, о чем говорили СМИ, было каплей в море – в те часы на этой улице Города Ангелов разверзлись ворота ада. Майк уже почти отчаялся и начал подозревать, что Честер наложил на себя руки – не в том смысле, в каком он, слишком возбуждавшийся во время концертов, накладывал их на себя в душе. Или сам попал в какую-нибудь аварию после перенесенного. «Как же ему удалось пробраться через оцепление? Или он просто наорал на ошеломленного происходящим полицейского, не понявшего даже с кем имеет дело?!» В самолете он судорожно просматривал книжки и статьи, которые ему сунула знакомая психолог, надавав кучу полезных советов, как вести себя с жертвами таких массовых несчастных случаев, советов, которые он уже на половину забыл. Наконец он заснул – впервые за эти два сумасшедших дня. Открытая книга, не придерживаемая более сильными пальцами, впившимися в нее как в спасательный круг, соскользнула с его колен в проход, где ее подняла стюардесса. Ему снился Честер, с которым происходило что-то плохое, а он, Майк, не мог ничего сделать, даже слова сказать. Он тяжело вынырнул из душащего сна и снова стал лихорадочно просматривать бумаги. Болели глаза – но снять линзы было невозможно: он не взял очки с собой, а без них он бы и станицы прочитать нормально не смог бы…. Что же с Честером?! Майк не мог заставить себя успокоиться. Он смутно представлял, насколько плохо может быть его другу, очень близкому другу. Он вспомнил приход Честера в группу – самый последний, с не самым легким характером; и с чего он так к нему привязался, и еще гантели ему подарил, и две ночи просидел у его кровати в больнице, когда Честер отравился этой гадостью, съеденной, кажется, только из чувства противоречия и не приятия заботы Майка. Майк боялся того, что импульсивный Честер может с собой сделать. И как заставить его вернуться? Что с ним, черт возьми?! С чего его сюда понесло? Fuck, он ведь до разговора с Майком даже не знал, где он…. Майк тяжело вздохнул и запихнул книги и бумаги в сумку. Посадка. В отеле его встретили и попросили сразу пройти в номер в мистеру Беннингтогу – тот так просил. На робкий стук никто не ответил, и сопровождавший его мальчик-портье достал ключ. В комнате горел свет. Дверь на балкон распахнута, на пороге намело снега, подмочило ковер. Холодно. Честер, сжавшись в комочек, лежит на кровати под одеялом и бездумно смотрит на пепельницу рядом на подушке, полную окурков. Майк опустил сумку на пол. - Майк, у тебя сигарет нет, - специально припасенная пачка летит на постель. Честер не смог ее поймать. В первый раз, - Майк, - Честер почувствовал, что от этого имени ослабляется хватка на груди и он может более-менее нормально дышать, - Майк. - Честер, - Майку было до злых слез жалко этого разбитого человека на постели. Человека с запавшими от бессонницы глазами, грустно сложенными губами, дрожащими руками подносящего к ним зажженную сигарету. Его друг за несколько часов превратился из очень успешного человека в неудачника, - Господи, Честер, Чес… Он прижал его к себе, шептал успокаивающие глупости, которые говорил бы своему сыну, когда тот начинал плакать, чуть покачиваясь. Честер неловко высвободился: - Не надо, Майк. - Ты помнишь? – этот вопрос нужно было прояснить сразу. - Нет, - тихий ужас в глазах волной, - И не хочу вспоминать. Мне хватило того сна, Майк, ты, - неловкая пауза, затяжка, выдох, дым, - ты мне поможешь вернуться? – вернуть себя прежнего, понял Майк. Острая жалось. В этом чувстве – половина Честера. - Невозможно, Честер, - Майк покачал головой, ловя на себе стремительно пустеющий взгляд затуманившихся карих глаз, - Честер, ты же… - он не смог договорить: как сказать ему, что настоящий Честер сам себя сделал и никогда бы не попросил о таком? Честеру мог помочь только Честер. Тот тоже что-то такое понял. И опустил голову, - Ты надолго решил здесь остаться? – Майк оглядел чистенькую, но убогую комнату – слишком невыразительную, чтобы даже не пару дней заменить кому бы то ни было дом. Честер с трудом выговаривал, что не знает, - Я так хочу спать. Мне тут номер даже не показали. - Да. Они здесь все как во сне ходят. Не уходи, Майк, - Честер поймал его руку и прижал к своей груди, - Я… я тоже не спал. Останься. Постель большая – на двоих хватит, - усмешка прежнего Честера. - Да, и потом ты будешь говорить журналистам, что у нас был медовый день в Хельсинки… Горячая ванна, оставленный горничной горячий чай. Честер уже задремал – впервые после эпизода в ванной. Майк наконец сделал то, что хотел сделать с самого начал – закрыл балконную дверь. Смолк шум проезжей части, шорох ночного города, комната стала наполняться теплом и темнотой – Майк выключил свет слишком назойливо-ярких люминистцентных ламп в пластмассово-зеленых плафонах. Майк нырнул под одеяло, предварительно проверив, заперта ли дверь: объяснения с любопытствующими, кем бы они ни были – репортерами, фанами или просто проходящими мимо - вот что меньше всего было им обоим нужно. Честер болезненно застонал, сонный Майк притянул его к себе, и он затих в его объятьях. Завтракали в номере Честера: яичница, бекон, тосты, слишком крепкий кофе, яблочный сок, маковый рулет. Майк жевал, не ощущая вкуса, только потому, что знал – нужно поесть и заставить это сделать Честера. Но тот только отмахивался и стряхивал пепел на покрывало – он сидел на заправленной кровати почти в позе лотоса. От снова раскрытой настежь двери на балкон несло холодом, но Честер попросил не закрывать. Майк насильно вложил ему в руку дымящуюся чашку с кофе, еще раз поразившись, какие у Честера холодные пальцы: «Внутри тоже, наверное, все выморожено». Купить теплую куртку Беннингтон отказался: до аэропорта в такси, а в пункте назначения ему будет тепло и в его собственной. Майк не спорил: какие-то обрывки рекомендаций психолога еще остались в голове. На его письмо про амнезию Честера ему так и не ответили. Неожиданно для себя ему захотелось наорать на Честера: почему Честер, старший, ведет себя как ребенок, не может о себе позаботиться или, по крайней мере, дать другим позаботиться о Честере Беннингтоне. Но Майк сдержался, понимая, что это в нем говорит страх и неуверенность в собственных силах. На улице их поймала троица: четырнадцатилетний пацаненок и пара девчонок того же возраста. Рюкзачки с эмблемой Linkin Park и какой-то смутно знакомой финской группы. Майк вспомнил разговор с друзьями-скейтерами о странностях Бэма Марджеры…. Детишки лопотали на не слишком правильном английском и протягивали буклеты для автографа. Майк быстро расписался и двинулся к заждавшемуся такси. Честер попробовал начать разговор, но не вышло. На прощание он потрепал по голове мальчишку, расплывшегося в довольнейшей улыбке. Майк подумал, что Честер, наверняка, представил таким же – крепким, сильным, уверенным и смешливым – своего сына, свидания с которым были ему запрещены. Честер, забираясь в машину, что-то пробормотал про перекрашивание волос и про то, что в этой стране они наравне с ее национальными героями и надо бы этим фактом воспользоваться. Пока ждали регистрации, Майк выяснял отношения со своим менеджером и заново составлял расписание, сердито тыкая по кнопкам, когда разговор в очередной раз обрывался. Рядом в неудобном кресле сидел Честер: на коленях развернутый журнал, специально для него купленный, но за полчаса он так и не перевернул страницу. *** Майку удалось договориться с полицией – Честеру просто отправили письмо домой. Майк сам видел: Честер механически бросил толстенький конверт с печатями в мусорное ведро – он занимался приготовлением завтрака, как всегда, когда волновался, изводя раза в два больше продуктов, чем требовалось, но получая в результате готовым к употреблению едва ли треть требуемого его организмом. Даже не распечатал. Знакомая-психолог долго объясняла Майку, что такое перцептивная защита и гуманная избирательная амнезия и доказывала ему, «что не нужно заставлять мистера Беннингтона вспоминать и снова переживать стрессовую ситуацию». Майк соглашался: от воспоминаний об увиденном в том полицейском участке ему становилось, мягко говоря, плохо. А если принять во внимание, что Честер наверняка подумал, а что было бы, если бы в том детсадовском автобусе был его сын…. Жизнь продолжалась: подготовка к релизу собственного альбома, масса выступлений, споры внутри команды. Честер, который первым делом, ступив на родную землю, крепко прошелся по неспособности этого государства организовать идентификацию личности и проверку багажа не унизительным для человеческого достоинства способом, теперь вплотную занялся сольным альбомом, временно бросив три других своих проекта, другие участники которых обрывали его телефон, получая в ответ лишь первоклассные ругательства и банальное «Я занят. Позже.». Время исчезало, проскальзывая, как песок, меж пальцев. Редкие звонки. Еще более редкие e-mail’ы, уверенность, что Честер – уже не маленький мальчик. И множество приятных и просто утомительных забот. Приближалось Рождество. Они собрались в старой домашней студии Майка за два дня до Рождества: отметить, обсудить намечающийся альбом группы – работа над ним стопорилась. И почти у каждого имелась претензия к согруппникам: начиная с затянувшейся работы над сольными проектами и кончая неожиданной приоритетностью личной жизни. Но это было совершенно неважно. Потому что все резкие слова были сказаны в первые пять минут. Потом ругань Честера захлебнулась – Майк сунул ему в руку полный стакан виски с содовой. Роб что-то весело заболтал, Бред начал терзать старую гитару. А за окнами все расцветилось яркими огнями и что-то там все суетилось, двигалось, жило. А в эту комнату словно снова вернулось прошлое, и все они стали лет на пять младше: опять дурачились, говорили глупости и были готовы снова идти завоевывать весь мир. Начали обсуждать Fort Minor: Брэд резко реагировал на подколы Джо, который, осознав, что его остроумие здесь не востребовано, покачал головой и отправился заедать свое горе. Прослушали пару треков, которые никто больше никогда не услышит. Долго смеялись над проблемами Майка, появившимися на свет вместе с этим проектом – самые наивные фаны порой думали, что Linkin Park превратился в Fort Minor и что Майк всех бросил. Сам Майк взахлеб рассказывал о прошедших концертах и поездках, пока не понял, что еще одно слово и от его голоса, перекрывающего дружный хохот, ничего не останется, а если и останется, то ребята его заставят замолчать силой – смеяться у них уже больше не было сил. И тогда Майк удобно устроился на подоконнике - так было хорошо видно всех: и Джо, терзающего роджественнского гуся, и Роба с Фениксом и Бредом горячо спорящих о каком-то сэмпле, и Честера, лениво перебирающего страницы какого-то доисторического журнала – зажженная сигарета поджигала страницы и он гасил пламя прямо пальцами. Джо подсел к нему с другим журналом и ткнул в какую-то картинку и что-то заговорщицки зашептал. Майк, мечтавший, что его дом не превратится в развалины после этой так мирно начинавшейся вечеринки, подсел к ним. Мягко скрипнул кожаный диван, чуть двинулся Честер, освобождая ему чуть больше места, зажигая дрожащими руками новую сигарету: «Неужели он опять пьет?». Парни рассматривали статью о съемках Numb, Честер тихо, но жестко отнекивался спеть. Джо настаивал. Майк, с тревогой смотревший Честера, неуловимо изменившегося за прошедший месяц, прекратил этот бестолковый спор, готовый превратиться в одну из самых серьезных ссор в группе, простым предложением подумать над новым альбомом. Разомлевшие парни начали собираться: упрямство Майка и его творческие и дисциплинарные порывы никак не соответствовали предпраздничному настроению. Тусклые тени по коридорам, шелест шин по гравию – они разошлись, пообещав друг другу, что встретятся в новом году, замечательно отдохнув с рядом с самыми дорогими людьми. А Честер словно не видел и не слышал, что происходило вокруг него: после стычки с Джо Честер совсем выпал из вечеринки. Майк сосредоточенно собирал тарелки и бокалы, оставленные в самых неподходящих для этого местах, разбросанные журналы, клал на полки инструменты и бумаги. Ему не хотелось, чтобы вернувшаяся завтра Анна видела, какой была эта вечеринка: они планировали отпраздновать свое личное Рождество вдвоем, и Майк не чувствовал, что имеет право отнимать у нее этот еще не пришедший праздник. Семейная жизнь сейчас ему представлялась хрупкой, словно хрустальный бокал, стоявший уже сколько времени на туалетном столике Анны, и такой же не понятной, как причины, по которым его жена отвела этому бокалу столь почетное место. Легкое движение руки и вместо яркого света по студии расползся сонный сумрак. Майк устало вздохнул и закрыл окно, от которого потянуло гарью проезжей части и прохладой позднего часа. Хорошая студия. Жаль, что он больше здесь не живет, вернее, почти не живет: сколько раз Анна его мягко упрекала в том, что для него дом – это студия, что его семья – это группа, что его жизнь – это то, в чем ей нет места. Ответ у него всегда был один: я же возвращаюсь, и ничего бы этого не было, если бы я не знал, что у меня есть дом и что ты меня ждешь – если бы этого не было, его жизнь была бы не музыкой, а поиском этой девушки, как это было у Платона?… На минуту Майк замер ни здесь, ни там – ни в прошлом, ни в настоящем: ладони так близко друг к другу – только что свели вместе створки окна. Они так и шли с самого начала: рука об руку – он и его друзья. Всегда рядом, чтобы протянуть руку. Если падал другой, если сам смог забраться выше. Восхождение: от Пасадены, от этой старой, почти разбитой студии до…. До чего Майк еще не знал сам. А теперь они так далеко друг от друга, что не дозвонишься, не докричишься…. Майк очнулся от своих мыслей: быстро гаснут последние огни за окном, город засыпает, позволяя себе стать частью другой реальности – реальности, не выдуманной людьми. Майк повернулся – вечер закончен и скоро будет утро, приедет его солнышко. Не сразу понял, что происходит: бархатные тени и клубы дыма, а виновник всего этого безобразия Честер по-прежнему сидит на диване, подлокотник которого прожигает упавший окурок, и держит, по-видимому, обоженные пальцы во рту. - Ты чего? - А? – Честер поднял на Майка глаза. Дым в них. Майк тяжело вздохнул: ему совсем не нравился Честер сейчас. - Ты весь вечер промолчал, - Майк присел на предупреждающе закачавшийся стол перед Честером, вольно откинувшемся на измятую спинку дивана, - И не звонил уже тысячу лет. Если б я не позвонил, ты б, наверно, и поздравить меня забыл. Напряженка? – Майк отчаянно пытался заполнить неожиданно открывшуюся пустоту между ними ничего не значащими словами. - Да, альбом, куча песен, - Честер словно тоже не мог найти хоть что-то значащих слов и снова достал пачку – уже пустую – сигарет из кармана куртки, которую так и не снял, чертыхнулся и бросил ее в урну для бумаг, в которой одиноко чернели давно засохшие розы, подаренные каким-то фаном, до полуночи прождавшим Майка у ворот – когда-то очень давно. Честер промахнулся. Картонная коробка с обличающим хлопом приземлилась на пол, черный лепесток с сухим треском последовал за ней. - Так что? - Майк, ты сам знаешь, каково это – новое записывать, - Честер потер виски, - Куча материала. Как у нас было – восемьдесят сырых, из которых невозможно выбрать двадцадку для альбома. Все до совершенства не доведешь. Я сутками простаиваю перед микрофоном в наушниках. Я пою, повторяю эти чертовы слова, когда просыпаюсь по утрам, когда засыпаю, если мне удается добраться до кровати… - Как тебя Талинда выдерживает, - Майк улыбнулся, вспомнив одну из полушутливых ссор с Анной, произошедшую, когда он только начал заниматься своим новым проектом. Честер опустил глаза – столько было у этой улыбке усталости, ему понятной, - и чувство вины что-то сердито заворчало, заворочалось в сердце. Честер поднялся. - А она и не выдерживает, - пачка из-под сигарет опустилась на дно мусорного ведра, жалко захрустели цветы. Честер разогнулся, сонно потер глаза, - Она уже две недели как уехала к родителям. Говорит, что хочет поговорить с матерью, каково это – рожать и заботиться о ребенке. Лучше бы меня спросила, - он зло пнул пластмассовую урну. Майку не удалось подавить зевок, - Я поеду, Майк. - Доедешь? - Не думаю, что Анна будет рада увидеть меня , - Честер усмехнулся. - Ну да, - Майк слез со стола, - Учитывая твою привычку ходить после душа в чем мать родила, разыскивая неизвестно где оставленную одежду, она вряд ли будет особенно рада, - увидев озорные искорки в глазах Бенингтона, подобравшегося и уже не выглядевшего таким забитым и несчастным, как десять минут назад, Майк поднял руку к лицу, словно пытаясь защититься, - И не надо меня спрашивать, какие поводы я ей давал, Честер-molester. Она и меня-то в полусонном состоянии с трудом переносит. - О эти женщины! – Честер театрально закатил глаза. - Да, ты у нас эксперт по этой части. - И не только по этой, Майк. - Ну конечно. Они замерли у автомобиля, словно механические игрушки, у которых кончился завод. Дверца еще не открыта, еще ничто их не разделяет. Яркий круг света, а дальше – темнота, в которой ничего не видно. И что-то скребется и трещит в этой темноте, бессильное пробраться к свету, к ним и от того, злобное и завидующее им. Майк еще раз внимательно оглядел Честера тем заботливым взглядом, который так раздражал Анну, когда предназначался не ей: пальцы теребят язычок молнии на крутке, блестит-пульсирует сережка, но не глаза, черты лица заострились – словно только… - Сейчас можно было бы Numb II снять, - Честер удивленно-раздраженно поднял брови, - Ты выглядишь, будто месяц после нашей последней встречи провел в больнице. - Угу, спасибо, Майк, ты настоящий друг. А то я думал, чего это Джо все Прагу вспоминал и спеть просил, - рука, странно белая по контрасту с черным рукавом, поверх дверцы, - Лучше бы сигарет для меня припас. - Размечтался. Тебе вредно, наверное, - Майк сердито махнул рукой – все происходящее было неправильно, - Доедешь? – бессмысленный вопрос. - Разобьюсь, чтобы тебе не повадно было, Шинода. - Удачи, Беннингтон! После свежего ночного воздуха задымленная студия показалась Майку преддверием ада. Прежде чем погасить свет и запереть на ключ дверь, Майк оглядел комнату: все в порядке. Только жалко примостился в уголке дивана рядом с кожаной подушкой сверток с красивой стилизованной виньеткой CCB: Честер забыл свой подарок. Майк взял сверток, повертел в руках. Он специально готовил подарок для Честера: подборка фан-арта и его собственная графика - то, что так нравилось Честеру, над чем он смеялся до колик. Честер даже не развернул подарок, который Майк сунул ему, когда тот только пришел. Майк смахнул окурок с подлокотника дивана, удобно прилег, застоявшийся сигаретный дым резал легкие, но Майку уже не хотелось никуда идти. Он тихо задремал, вспоминая прошедший вечер и упрекая себя в невнимательности к Честеру, который за всю вечеринку выпил только тот стакан виски, который ему в самом начале предложил Майк. Не к месту в памяти всплыли слова Анны, что нельзя заботить обо всех, что окружающие его люди по большей части уже не дети. Но что-то не давало успокоиться, смутные видения тревожили его, не давали погрузиться в освежающий глубокий сон. Майк перевернулся на бок и открыл глаза: большой плакат LP, где они все оставили автографы. Честер вообще ничего толкового про свой альбом не сказал, словно он и не занимается им вовсе, а если и занимается, то не так увлеченно, как старается показать. Каково же было ему слушать про успехи Fort Minor? И Майк, не в силах больше просто лежать, встал и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. С этим Честером всегда полно проблем, но без него, зашептал мерзкий голосок, было бы по меньшей мере скучно. Рождество было замечательным. Майк ласково теребил волосы Анны, заснувшей у него на руках почти что: они сидели на полу веранды и смотрели, как начинается новый день, болтали о всякой ерунде, говорили друг другу ласковые слова-пастилки, от которых становилось сладко во рту. Город где-то там за оградой шумел, пытаясь ворваться в их жизнь, снова унести его, Майка, на край света, далеко-далеко от его девочки, и манил его всем возможными успехами, какие только снились человеку, и угрожал, что если не сейчас, то будет уже поздно. Завибрировал в кармане телефон: сразу три сообщения: поздравления от Брэда, Феникса и Роба. Джо написал еще час назад, и Анна долго смеялась над ужасающими ляпами в сообщении. Анна была легкой, как перышко, хотя Майку хотелось бы, чтобы она была потяжелее, точнее чтобы она и их ребенок… но он отогнал эти мысли: в этом мире полно детей, о которых нужно позаботиться, детей, для которых они пишут песни и выходят шесть дней в неделю на сцену во время туров. Спальня была лучшим местом, чтобы отдохнуть, а они оба в этом нуждались. Поздним вечером, когда они проснулись, Майк первым делом полез проверять почту и сообщения на телефоне, пропуская мимо ушей замечания Анны, что он слишком любит получать поздравления, даже если праздник не касается его лично. Но Майка в этот раз поздравления тревожили мало – его больше волновал Честер, который после вечеринки три дня назад пропал, словно и не рождался вовсе. Молчание. Ни слова. Майк сердито отодвинул ноутбук и забрался на кровать, бормоча, что можно было бы хоть как-то дать понять за три дня, что нормально добрался до дома и что ему, Майку, совсем не хочется снова идти в полицию и узнавать, куда пропал вокалист его группы. Майк не выдержал уже на следующий вечер: тревога, совесть и какие-то нехорошие предчувствия, проснувшиеся после того, как в он прочитал в письме от Джо, что Чейзи Чез – первостатейная сволочь, потому что на искренние поздравления с Рождеством никак не отреагировал, заставили его сесть за руль и направиться по уже опустевшим улицам большого города в дому Честера. Ключи от калитки у него были: Честер, имевший привычку все самое нужное везде забывать всем одногруппникам сделал дубликаты. Правда, эти ключи он никогда еще не терял, над чем все кому не лень посмеивались. Майк открыл ворота сам: на звонки никто не отвечал, ни одно окно не горело добродушным желтым светом, приглашая заглянуть на огонек. Только, мрачно насупившись, стоял на въездной дорожке тяжелый честеровский автомобиль. На кухне – полный разгром. Майк окинул взглядом горы грязной посуды, которую Честер даже не удосужился поставить в посудомоечную машину, и расставленные на столе продукты – словно хозяин хотел заняться приготовлением своего любимого блюда, но его отвлекло что-то страшное. Бабочка, завязшая в чашке с медом. В комнатах все чисто, убрано, даже журналы нигде не лежат. Тихо – все окна закрыты, ни один звук не пробьется ни внутрь, ни во вне. Майк не решился крикнуть. На втором этаже из-под неплотно закрытой двери в комнату, которую Честер гордо именовал своим кабинетом, просачивался дрожащий оранжеватый свет. Майк, не раздумывая, толкнул дверь. Честер безразлично чуть приподнял голову, которая до тех пор лежала на скрещенных на заваленном бумагами столе руках. У локтя догорала и оплывала толстая белая свечка. На полу валялись елочные украшения, что-то блестело в двух коробках, под ногами хрустели осколки. Майк, все еще стоя на пороге, протянул сверток, который Честер забыл в у него в студии несколько дней назад: - С Рождеством, Честер, - взгляд воспаленных красных глаз сфокусировался на Майке, медленно, словно в клетку с тигром заходил, подходящему к столу. - Что? А, спасибо, Майк, - подарок был водружен на стопку бумаг, которая казалась наиболее устойчивой, - Рождество сегодня? Как ты Анну-то бросил? - Рождество было позавчера, Честер, - Майк присел на краешек стола, раздвинув бумажные завалы: все стихи, - А ты один? - Да, - пожал плечами, - Хочешь выпить? - Ты снова начал? - Не начинай, Майк, - Честер зашипел, - Это не твои проблемы! - Конечно, это твои проблемы, Честер, - Майк не мог сердиться на этого замученного человека, - И ты их будешь решать сам, - Честер разогнулся, убрал руки со стола, несколько листов с шелестом слетели на пол, - Как Талинда, Сэм? - Не знаю, - чуть слышно, - Они не звонили. Я звонил. Сэм сказала, чтобы я больше не звонил, что Дрейвену она мои поздравления передавать не будет, - дыхание оборвалось. Майк с силой сжал пальцы, ногти впились в мягкую ладонь, - А малышка у родителей развлекается. - Как же ты?.. - Все в порядке, Майк. Тебя, наверное, Анна ждет, - видеть этого человека, сквозь искреннее беспокойство которого сквозил успех и довольство своей жизнью, было для Честера невыносимо. Говорить с Майком о наболевшем было выше его сил: да, они друзья – Честер невольно потянулся, чтобы взять ладонь МС в свою – но он не может, он не должен огорчать Майка – друзья не для того, чтобы их мучить и грузить своими проблемами. Тем более не такими, какие не понятны даже тебе самому. - Сказал бы просто, что не хочешь меня видеть, - Майку было обидно. Вдвойне обидно, потому что он хотел хоть что-то сделать для Честера, - Хочешь, поговорим? - О чем, Майк? У меня все в порядке, - наигранная бодрость и равнодушие. Майк взял лист бумаги и начал мастерить самолетик, не смотря на Честера, - Так что? - Честер, - Майк не мог подобрать слов: если бы это была Анна, все было бы проще – прижать к себе, поцеловать в лоб, прошептать какую-нибудь успокоительную глупость, - Как твой альбом? Может, дашь что-нить послушать? - А, это все дерьмо, - Честер махнул рукой, радуясь, что разговор перешел на другую тему. - Даже так? И когда это ты начал говорить про самое важное в твоей жизни, что это дерьмо? – Майка понесло: он яростно доказывал опешившему Честеру, что если так дело пойдет и дальше, тот неудачи последуют одна за одной. - Да с чего ты взял, Шинода? Раз сам такой успешный хочешь всем советы давать? – Честер тоже разозлился, но на большее его не хватило. Он устало закрыл глаза, в которых мелькнул страх и отчаянное одиночество, - Просто вали отсюда со своими нравоучениями. Я сам справлюсь. - Ну конечно, Беннингтон. Из Хельсинки ты бы тоже сам выбрался, - Майк заметил, как жалко дернулся уголок рта, но безжалостно продолжал, - Это ведь с тех пор. Ты такой же, Честер. Испуганный, непонимающий, - маленькая, словно изломанная фигурка в большом кресле – Майк невольно потянулся, чтобы обнять его, когда тихий стон сорвался с губ, тот час же плотно сжавшихся. – Честер, ты меня с ума сведешь… ведь нельзя же так… - Отвали от меня, - Честер оттолкнул Майка, встал. Голос срывается на крик, - Я не девчонка, чтобы меня так лапать! И вообще, Шинода… - У меня имя есть, - но Честер его не услышал. - … у меня твои нежности вызывают не слишком-то приятные детские воспоминания! - Может, тебе к психологу обратиться? – Майк потирал ушибленную при падении руку. - Чего? Мало что ли я к ним походил? А толку? – вся ярость Честера исчезла. Обессилено он оперся на стол, невидящие глаза смотрели на дрожащий огонек догорающей свечи, - Они мне даже с сыном не разрешают видеться. И, Майк, ведь Талинда тоже… - Шшшшшш, - Майк осторожно приобнял Честера и повел к окну. Несколько секунд и ставни разошлись в разные стороны, а Честер, усаженный на подоконник, закуривал сигарету, - Мы-то знаем, что это все ерунда, - Честер покачал головой, и испуганный Майк попытался поймать его взгляд – безуспешно, - Честер? Чез? - Майк, - снова это имя его успокаивало – островок спокойствия в рушащемся мире, где если он не упадет в разверзшуюся пропасть, то его прикончит какой-нибудь сумасшедший, решивший слишком открыто выразить свою любовь, - Майк, Майк. Не в этом дело. Я не помню, я не помню в чем моя проблема, чтоб идти куда-то с ней. Как я в этом признаюсь? Я ведь так и не вспомнил, как в том отеле оказался… думаю, что Сэм это еще раньше заметила, что это со мной не в первый раз… И даже если не в этом проблема, то я уже ни на что не способен: я не могу один… этот сольник. Кажется, я его запорол, ничего-то у меня не выходит… - Чушь, - Майк точно знал, что говорил: Честер – парень с причудами, но с головой у него в порядке, насколько это возможно для творческих людей, - С сольником все у тебя отлично, - он не скоро забудет четкие строчки с рваным ритмом, которые прочитал на листке, из которого сделал самолетик, спланировавший на пустующее теперь кресло за столом, - Только соберись и решись с ним расстаться наконец… А про память твою мне знакомая-психолог говорила… - Ты уже успел это с кем-то обсудить? – горько усмехнулся Честер. - Да. Потому что когда человек не знает, где он находится, а находится он на другом конце света, то это не нормально. И если этот человек – мой самый близкий друг, то меня это напрягает, Честер, - но тот так и не повернулся к нему лицом, по которому мелькали тени от набегающих на полную луну туч. И Майк начал сердито рассказывать то, о чем ему поведали в полицейском участке. Честера бил озноб, Майк чувствовал, как холоднее и холоднее становится кожа под его пальцами, судорожно сжимающими руку Честера, давно уже бросившего затушенный об ладонь окурок вниз, в сад. Рассказал о погибших, о том, как Честера искали – полиция, Саманта, Талинда, он сам, друзья, о детях, о том, что не один и не два человека обязаны жизнью теперь Честеру Беннингтону. А когда закончил и облизал пересохшие губы, то понял, что Честер молчит и упрямо смотрит в сад, словно считает слова Майка – сказкой для детей, - И что ты теперь скажешь? Честер, Чес, ты зря себя все это время мучил, ты ведь не так плох, как думаешь о себе, просто слишком скромен не по делу, - фальшь, и он прикусил язык. - Нет, нет, Майк. Ты не понимаешь. Я ведь тоже мог, - Честер замолчал снова: яркие картины того дня проносились в его голове, нестерпимо теперь болевшей, - запах гари, плач детей, крики, что еще немного и огонь доберется до большого поваленного набок бензовоза, перепачканные, в подтеках слез и крови личики за стеклами, в паре машин гремит радио и музыка пробивается сквозь весь этот шум – если бы не музыка, он бы вообще не вылез из своего джипа, так и просидел бы, скорчившись на переднем сидении, все удивляясь, что ни один осколок разбитого переднего стекла не распорол его ухоженное лицо, которое он так внимательно рассматривал в зеркале тем утром, до тех пор пока все не рвануло, - Понимаешь, я ведь видел все. Видел, как те машины столкнулись. И я тоже так вожу. Если бы они меня не обогнали на светофоре, причиной аварии был бы я… - Но ты не стал, - Майк протянул руку, чтобы стереть померещившуюся ему блестящую дорожку на щеке Честера, - Честер, ты же не сделал этого. Ты наоборот детей спас. Они теперь тебя на всю жизнь запомнят. Мне из участка звонили – там им письма приходят мешками. И на сайте нашем тоже много писем таких… - Не в этот раз, так в следующий. Не авария, так изнасилование. Я дрянь, Майк, - убежденно, - и даже не вздумай мне возражать. Я себя лучше знаю. Я хочу спать, - Честер, наконец, соизволил посмотреть на Майка, ошарашено и беспомощно на него самого смотрящего. - Честер… - Майк? – он на секунду задумался, - Если хочешь, оставайся на ночь… Отвечать не пришлось: свеча на столе догорела, расплавленный воск потек, но оставил лазейку для огня, тут же перекинувшегося на бумаги. Вспыхнуло моментально, и комната наполнилась едким дымом. Майк, только чтобы не видеть пустое лицо Честера, бросился к столу. Пламя под его руками, не почувствовавшими еще боли, унялось, превратившись в жжение в краснеющих на глазах ладонях. Честер тихо охнул и потащил ничего не соображающего Шиноду вниз, на кухню. Там нашелся мед («Мама говорила, что помогает»), из аптечки были вынуты бинты и мазь от ожогов. Когда ладони Майка («Как же ты теперь играть будешь, Шинода? Ну кто тебя просил?» - «Не тебе же одному подвиги совершать. И если бы это все тобой написанное сгорело, я б не простил…» - тяжелый вдох) были насколько возможно залечены, Честер решился поднять на него глаза: ему было страшно признаться, что принимать услуги от Майка для него более, чем больно – он не имел на это никакого права – Майк и так сделал для него слишком много в этой жизни, позволив стать вокалистом Linkin Park много лет назад. Они так и не включили свет: только глаза блестели. Честер снял кепку с Майка («Вообще-то положено кепки всякие снимать, когда приходишь в приличный дом» - «Ну, к твоему это не относится»), перевязанные ладони лежат на коленях. Честер теребил и мял мягкую ткань, еще хранившую тепло. - Может, тебя домой отвезти надо? - Кто-то мне предлагал остаться на ночь, - ворчливо заметил Майк, неожиданная инициативность Честера пугала его чуть ли не больше, чем прежнее равнодушие. - Окей, Майк, без проблем, - Честер пожал плечами, явно занятый какими-то своими мыслями, - Моя спальня – в твоем распоряжении… - Если бы это была пресс-конференция года три назад, ты бы обязательно сказал, что ты тоже в моем полном распоряжении в этой спальне, - Майк попытался пошутить, но Честер словно его не услышал: - Я все равно спать не могу. - А я не могу спать один. - Неужели, Шинода?! Тогда я отвезу тебя домой. - Все, успокойся, Честер, - Майк уже не мог больше сдерживать смех, - Сам-то чем всю ночь собираешься занимать? Развлекаться перед голубым экраном. - Угу, вот именно, что перед голубым, - Честер соизволил улыбнуться, но думал он о чем-то своем, а руки что-то сами, машинально искали в аптечке. Майк поймал себя на мысли, что Честер больше похож сейчас на запрограммированную игрушку, героя какого-нибудь RavenLoft’а, чем на нормального человека, - на большее я не гожусь, - похоже, совершенно серьезно. - Послушай, Чес, не говори глупостей. Ты прекрасный человек и если тебя кто-то грузит, утверждая обратное, пошли его далеко и надолго так хорошо, как только ты умеешь… - Конечно, Майк, - Майк покачал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Вспомнились слова знакомой-психолога о шоковой терапии и ломке стратегий партнера резкими неожиданными действиями. И он сделал то, что делал не однажды по пьяни вечеринок, плавно перетекающих в концерты, - поймал лицо изумленного Честера своими перебинтованными ладонями и прижался губами к губам, которые сначала не хотели открываться, но сдались под его напором, позволяя ласкать себя и нежить. Ему всегда нравилось целовать Честера, хотя он и не часто это делал; ему никогда не нравилось, что Честер играет с ним в любовников на публике, хотя Честер давно уже перестал это делать и нельзя сказать, что Майк не был рад этому. - Честер, слушай меня и не вздумай возражать, - пальцы Майка все еще прикасались к белым в лунном свете щекам, и испуганные карие глаза, по привычке близоруко щурились на него, - Я люблю тебя. Не спрашивай как. Я просто люблю. И если ты думаешь, что ты дрянь и что ты можешь позволить себе стать лузером и похерить всю мою веру в тебя и мое восхищение тобой, то засунь эти мысли сам знаешь куда. И если, чтобы заставить тебя снова стать Чейзи Чезом, мне придется превратить твою в жизнь в ад, то я это сделаю. Потому что я не могу видеть, как человек, которого я люблю, сам себя убивает – медленно разрушая свою жизнь. Я… - Да пошел ты! – Честер вырвался, теперь их разделял обеденный стол с нагроможденными на нем продуктами и посудой, - Майк, убирайся из моего дома и не смей больше приставать ко мне со своими глупостями. Иначе … - Что иначе?… - Ничего, - Честер обессиленно опустился где-то за столом, Майк бросился к нему. Звякнул задетый им нож, - Ничего, Майк, Майк, - имя, как единственное спасение. - Сколько же с тобой хлопот, Честер, - Майк помог ему подняться и довел до спальни. Честер не поднимал глаз, - И что мне теперь делать? – они стояли перед черным провалом двери и легкий сквозняк нес на них запах парфюма и свежего белья. - Если хочешь, то можешь остаться, - Честер перестал опираться на поддерживающую его руку Майка, - Дом большой. Но… - Но делить со мной постель ты не согласен, - Майк уже спускался по лестнице. Нет, ночь с Честером ему была не нужна: постельные эксперименты в колледже его вполне удовлетворили, да и Честер был бы точно не лучшим партнером, учитывая его прошлое и его нынешнее состояние. - Да пошел ты, Шинода! – Честер перегнулся через перила лестницы и крикнул в темному внизу, откуда доносился шорох шагов, - Больно ты мне нужен! И твоя группа мне не нужна! Это моя жизнь и я… больше не хочу иметь дело с таким извращенцем, как ты!.. Честер вслушивался в гул уезжающего автомобиля и в свои разбегающиеся мысли. Холодная постель, ветер треплет тонкие шелковые шторы, которые выбирала еще Сэм, запах духов Талинды на подушке. Честер комкал подобранную на кухне кепку Майка и пытался уснуть. Но не получалось. В тихом, мертвом доме он был один. До утра он просидел над бумагами, уже поздним утром задремал, положив голову на стол. Звонок менеджеру – он все организует и с альбомом будет полная определенность: за эту ночь он сделал то, что не мог сделать прошедшие недели. Сонная Талинда радостно его приветствовала и согласилась приехать к концу недели – он сам ее заберет. Телефон Саманты не отвечал, но Честер оставил сообщение на автоответчике. Психолог в Фениксе, с которым он хорошо пообщался будучи подростком, тоже не отвечал на телефонные звонки, но Честер махнул на это рукой. Вечером он будет в студии Если все удастся. Из зеркала на него смотрел прежний Честер Беннингтон – второй вокалист Linkin Park. Честер улыбнулся своему отражению - он не смотрелся в зеркала с того момента, как выбрался из ванны в том отеле в Хельсинки – он не мог видеть этого мелкого уродца с опущенными плечами. Каждый раз, когда зеркало оказывалось перед ним, он словно отключал сознание. Теперь он мог снова смотреть себе в глаза – запавшие, воспаленные. Пламя на руках, Честер что-то напевал. Майк был в студии – все сотрудники быстро разбежались, когда Шинода сердито зашипел что-то про коммерческую и творческую тайну и любопытных бездельников. Честер весело помахал ему забытой кепкой и плюхнулся на диван – Майк не мог работать, если в студии не было дивана, на котором можно было бы лежать и мечтать. Майк все еще возился с аппаратурой, а Честер, отложив кепку, вытирал вспотевшие руки о мягкую обивку. Вся смелость и решительность ушли, как вода в песок, и Честер уже с трудом соображал, за чем вообще пришел сюда. Когда Майк наконец повернулся к нему, Честер поймал на себе внимательный взгляд, полный заботы и любви – непроизвольно он попытался сжаться, закрыться. - Что с тобой? – Майк заботливо потрепал его по плечу, Честеру кое-как удалось взять себя в руки, но страх все еще был; страх и чувство вины – я не оправдал ожиданий своего лучшего друга – разрывали его изнутри, - Честер? – очень мягко, так Честер разговаривал со своим сыном. - Майк, - пауза, чтобы набраться смелости и послать свои страхи куда подальше. Но Майк понял его по-своему и перебил – глухой тяжелый голос, даже солнце словно притушило свой свет: - Я понимаю, Чес, ты больше не хочешь работать вместе со мной – я, только я тому виной. Я понимаю, что ничего тебе ни объяснить, ни доказать не смогу, - Честеру наконец удалось перебить его, заставить посмотреть на себя, а не изучать пятно от разлитого на полу кофе: - Майк, мне все равно. Я хочу быть частью Linkin Park, какую бы ты цену не назначил, - слова давались с трудом, - хотя бы потому, что я восхищаюсь тобой и я не хочу и не могу похерить группу, которая сделала из меня человека и ты сам сделал для меня… что ты терпел все эти годы рядом с собой такую дрянь, как… - Честер, ты идиот, - Майк обнял Честера и тут же отпустил, почувствовав, как напряглось его тело, как сбилось дыхание, - и параноик. Я люблю тебя. Но ты мне даром не нужен, - Честер дернулся, а Майк готов был убить себя за глупость, кто-то заглянул в комнату, но тут же любопытный нос скрылся, хлопнув дверью, - я не это имел в виду. Ты классный музыкант и целуешься тоже классно. Но дело не в этом…. В общем, - Майк не мог найти слов, но насмешливая и озорная улыбка Честера позволяла ему надеяться, что этот парень его понимает, - Значит, ты не уходишь? И ты возвращаешься? – Честер понял его правильно и, прихватив со столика чью-то чашку с остывшим кофе и нераспакованный бутерброд с ветчиной, вернулся на диван к Майку и начал увлеченно рассказывать о своих достижениях за это утро и о планах на сегодняшний вечер и вообще о работе над альбомом, - Здорово. Я рад, что ты выбрался из этого, Чес, - Майк не удержался и сильно сжал ладонь Честера, которую тот неосмотрительно положил на его все еще перевязанную руку; смущенный, он не знал, что сказать. - Майк, - Честер еле сдерживал смех и желание обнять этого потрясающего парня, - ты, конечно, славный и вообще мне нравишься, - он неожиданно для самого себя покраснел, вспомнив вкус губ, целовавших его вчера, а теперь почти недоступных, хотя таких близких, - Ты тоже замечательный, но если ты так и дальше будешь себя вести – как маленький ребенок, то мне придется заботиться о тебе. А я, как ты знаешь, в этом не профи… - Помолчи, Честер. Или говори то, в чем понимаешь, - Майк серьезно на него посмотрел, по-птичьи чуть наклонив голову, рассматривая сначала белую футболку Честера, потом тяжелую металлическую цепь на груди, новую сережку в ухе, не решаясь словно взглянуть ему в глаза, - Или мне придется тебя заткнуть… - Это еще как, - очень натурально удивился Честер. Вместо ответа Майк его быстро и неловко поцеловал: - Я рад, что ты вернулся, - ему нравилось видеть, как страх исчезал из глаз Честера. - Это твоя заслуга, - Честер пересилил себя и все-таки сказал, - Мне нужна твоя поддержка, Майк. Всегда. Я только благодаря тебя… - Чес, - Майк улыбнулся, заставляя Честера ответить ему тем же, - лучше помолчи, мне, конечно, нравится тебя целовать, но лучше бы ты пел и занимался своей жизнью. И ты мне нужен не меньше, чем я тебе. Не знаю почему. Но если что… в общем, можешь быть со мной… - Так легко ты от меня не отделаешься, - Честер обнял Майка, - Нам слова не нужны. - Да, нам хватает того, что мы с тобой делаем. - Но если ты воспользуешься моими словами, чтобы заставиться меня, Шинода… - Майк, смеясь, поднял руку к лицу, словно защищаясь. - Только чтобы ты нормально работал и больше не загонял себя в такую дыру. Так что не мешай мне работать, Честер, - Честер покачал головой и поудобнее устроился на диване: - Не получится, Майк, так легко ты от меня не отделаешься – я до вечера свободен… - Майк обречено вздохнул, но улыбнулся: Честер - парень надоедливый, но теперь он опять в том состоянии, когда дает потрясающие советы и выдает не менее потрясающие идеи, на которых и держится Linkin Park. А больше ему ничего не нужно. Честеру, похоже, тоже. |
