| "Hybrid Angel" |
Название: Hybrid Angel Автор: TerryBolger Фандом: Linkin Park Категория: джен Пейринг: Честер, Майк. Не пейринг в общем-то. Рейтинг: G Жанр: недо-романс Саммари: Иногда очень сложно начать все сначала. Хотя бы потому, что у каждого есть что-то в прошлом: у кого-то пустота, у кого-то темнота... Дисклеймер: Честер и Майк принадлежат себе и вечности, авторские – только плоды больной фантазии. Предупреждение: АУ в части, касающихся татуировок Честера (нереальная хронология)) *** Иногда очень сложно начать все с нуля. Очень сложно. Потому что все есть: замечательное образование – лучшая художественаня школа страны плюс подтвержденные преподавателями способности, замечательные друзья и девушка – понимающие его почти всегда с полуслова и которые всегда рядом, но не видят, не чувствуют, что же сейчас с ним происходит, словно закрывают на это глаза, замечательная группа – великолепная команда, музыка которой способна взорвать чарты. Да что там чарты – планету. Энергии более чем хватит. И еще есть пустота внутри – палец по привычке прошелся по краю стакана и заскользил внутрь, собирая последние капли рома с колой. Когда подходишь к окну и видишь не улицу внизу, по которой снуют суетливые людишки и машины-жуки, и чувствуешь не прогорклый городской ветер, треплющий тебя по щеке, а только замершую внутри тебя пустоту без цвета, запаха и вкуса, которую хочется разбить о серую мостовую внизу, наполнив себя звуками улицы. А когда закроешь окно – смуглые руки на стекле, отпечатки пальцев и расплывающееся пятно от горячего дыхания, пропитанного алкоголем, - и повернешься к нему спиной, снова появляется что-то, заставляющее широкую улыбку вернуться на губы, а смешинки - в глаза и прислушаться к мелодиям этого мира. - Майк, послушай, как тебе это, - Честер, словно почувствовал, что Шинода снова готов работать, а не витать в своих мыслях, смотря в окно, и начал наигрывать мелодию, простую и бодро-жизнерадостную, но закончившуюся минорным аккордом. - Тебя все тянет в ля минор, - пальцы Майка против его воли пробежались по черно-белым клавишам, в сумерках превращающихся в единую серую муть. - Твоя любимая тональность? - А даже если и так? – Честер опустил гитару и снял очки, жалко блеснувшие. - Свет не хочешь включить? - Неа, - лениво протянул Майк, обхватил себя за плечи. Похоже, Честеру хотелось поговорить, не даром он задержался, дожидаясь, пока остальные разбредутся по домам, усталые, но довольные очередным днем работы над их первым альбомом. Чуть сгорбленные плечи, пальцы, не решающиеся отпустить струны и неспешно, неуверенно их перебирающие – Майк просто смотрел на нового вокалиста и ждал. Наконец, Честер вытащил сигарету из пачки, валявшейся на столике рядом, закурил, предлагающе протянул пачку Майку, присевшему на пол у синтезатора – сил добраться до стула не оказалось. Словно эти силы провались в пустоту – тихо-злорадный смех-звон откуда-то с ее дна. Его, конечно, вылечили после того нервного срыва – ни на что другое он свои ощущения списать не мог и не хотел – но… пустота зашевелись в груди, сдавливая зашедшееся в безумном ритме сердце, и Майк буквально впился взглядом в близоруко сощуренные глаза Честера, не решавшегося начать какой-то очень важный для него разговор. Мягкая ткань покорно комкалась под его влажными пальцами, пока он вслушивался тихий голос Честера – всегда так странно слышать этот полушепот после криков во время записи. Майк заставил себя обращать внимание не столько к интонации, сколько на смысл; теперь он прижимал ладонь к полу – колются мелкие соринки, холодит. Наркотики. Прошлое и настоящее. Честер скучал по Сэм. Ему не зватало ее, ему нужна была поддержка, чтобы и дальше говорить дилеру «нет». И не потрошить свои сигареты. Черт, он вчера снова сорвался и вместо бухла разрешил себе травку, а через пять минут затушил недокуренный косяк в банке пива. Этому парню всегда было сложно признаться в своих проблемах. Майк с трудом поднялся – тело хотело только спокойствия, спокойствия навсегда, а не этой безумной гонки по жизни. Его самого знобило. Сумерки словно выстудили комнату – помещение окрасилось в прохладные тона. Некстати вспомнилась лекция о цветах, которую им читали в колледже – очень давно, в какой-то другой жизни. Оказалось очень просто - обнять Честера за плечи, прижаться щекой к коротко остриженным светлым волосам, пахнущим чем-то сладковатым и табачным дымом и прошептать в ухо: «Ты правильно сделал. Все так. Я бы не смог». И почувствовать, как доверчиво прижмется к нему теплое тело – угловатое, словно все состоящее из мускулов, вывертов, косточек, трещинок, шрамов. И, когда Честер повернется, одевая очки, чтобы разглядеть выражение его лица – действительно ли Майк Шинода думает так, как говорит, - натянуть на губы улыбку пошире, послать куда подальше ноющую боль в груди. Пока он обнимал его, она не смела даже пошевелиться; видимо, тепло полезно при его болезни. Начать обсуждать дальнейшие действия оказалось тоже просто: во-первых, как сделать так, чтобы этот нахал-дилер отвалил, во-вторых, как переделать этот сэмпл, чтобы он соответствовал стилю Hybrid Theory, в-третьих, где же все-таки сегодня будет ночевать Честер. Ночь Майк провел в студии. Честер ушел, на прощание сжав его ладонь и поблагодарив одним взглядом, как получалось только у него. Братишка. За ним закрылась дверь – медленно, бесшумно, словно его никогда и не было здесь. Шумного, резкого, невыносимого, но дополняющего его группу до совершенства. После его ухода Майк еще некоторое время записывал мелодии, вертящиеся в голове, смотрел на голые стены студии, размышляя, что с ними можно сделать, чтобы придать помещению хоть немного вид дома, куда можно возвращаться, а не просто места, где нужно работать до потери пульса. Пытаясь сделать из своей души блюдо, которое понравится лейблу. Карандашные наброски заняли его еще ненадолго. А потом он посмотрел в окно – просто поднял голову, когда шея совсем затекла. И увидел вместо стены с блестящими желтым стеклами напротив негустую черноту и свое отражение – глубокие тени под глазами, которых не видно. Как не видно и того, что у него за спиной. Все плыло и таяло в предрассветных сумерках. *** Улица была была совершенно обычной: серый асфальт, белая разметка, подмигивающие светофоры на перекрестках, подсвеченные витрины магазинов в высотках. Улица-ущелье. Майк шел вперед и вперед, сунув руки в карманы куртки и накинув капюшон – дул ветер северный. Мимо пронеслась с воем полицейская машина. Потом пробежал мужчина в спортивном костюме с собакой. А Майк шел и шел, смотря только под ноги. В какой-то момент он остановился, огляделся, чтобы найти мелок – нарисовать себе клубок, за которым он будто бы следовал, но не увидел ни магазина принадлежностей для рисования, ни даже осколка известняка и кирпича, которыми рисовал на асфальте в детстве. И пошел дальше. А в голове вертелось – somewhere I belong… Честер устало потер глаза – из зеркала заднего вида на него посмотрело красноглазое невыспатое чудовище. Он стянул себя рубашку и понюхал – потная. Комок ткани полетел под сиденье. А Честер снова попытался вытянуться, что было довольно проблематично в старом раздолбанном «фордике». Кое-как дотянувшись до панели управления, он включил радио и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на музыке и боли в ободранном локте. Его бил озноб – он лежал голышом на кожаном сиденье и ему отчаянно хотелось принять что-нибудь, что примерило бы его с необходимостью прожить еще один день. Что-то более сильное, чем просто желание заниматься любимым делом. По улице проехал грузовик, воздух в «фордике» сразу наполнился бензиновым запахом. Поднеся к глазам часы – ремешок растер кожу на запястье – Честер попытался разглядеть время. Половина четвертого утра. Время, когда законопослушные граждане страны еще видят свои прекрасные сны, а незаконопослушные бодрствуют и получают удовольствие. Рука мотнулась туда-сюда, Честер снова прикрыл глаза, облизнул сухие губы. Во рту был деревянный привкус. Телефон, брошенный под переднее сидение, отчаянно завибрировал. - Заткнись, - Честер чуть повернул голову, чтобы прижаться щекой к спинке сиденья. - Я не буду у тебя ничего больше покупать. У меня еще осталась трава… Шиндизл прав, пора завязывать… Улица становилась все уже, асфальт все раздолбаннее, запахи из подворотен все неприятнее, а боль в ногах – невыносимее. Губы Майка сложились в горькую усмешку – ему уже казалось, что он идет не по Лос-Анджелесу, городу ангелов, а вышел на территорию своей внутренней пустоты. Рассвет, который должен был наполнить город жизнью, здесь был просто грязной занавеской, отдернутой с давно немытого окна чердака трехэтажного домика, отстроенного явно в начале двадцатого века, судя по архитектурным особенностям. На одну минуту, показавшуюся ему вечностью, Майк остановился, чтобы присесть на корточки, перезавязать шнурок и ободрать костяшки пальцев – неудачно качнулся с носка на пятки, не удержал равновесия. И пошел дальше – сгорбленная фигурка с низко опущенной головой в бесформенной куртке. Спальный пригородный район и не думал просыпаться: малочисленные кафе и бары здесь только-только закрывались в это время, те кто работали… еще не закончили своих ночных смен. А дети еще ждали родителей. «Stop». Грубое граффити на кирпичной стене. Майк провел ладонью по шершавой поверхности, очертил размашисто прорисованные буквы – яркая краска уже начала блекнуть из-за смога и дождей, которыми были богаты последние месяцы. Дождей, из-за которых психиатрические клиники не в сезон наполнились пациентами. Когда под ногами что-то запищало и дернулось, Майк даже не среагировал – ему было все безразлично. Он стоял у стены, хотя чувствовал, что должен идти вперед. Но перепрыгнуть через нее или обойти было невозможно: справа и слева она упиралась в два высоких здания, похожих на заводские. Ветер напевал какие-то мелодии… Мышь пробежала мимо Майка, чтобы спрятаться в зеленом хрустящем пакете из-под чипсов. Честер наблюдал, как, мигая, меняются цифры на табло электронных часов. Одна, две, три, четыре… Дрожа от холода и ругаясь достаточно громко, чтобы заставить женщину-водителя мусоросборника обратить на него внимание, он копался в багажнике своей машины, пытаясь выудить из спортивной сумки свежую рубашку или футболку. Он переминался с ноги на ногу, потому что был босиком, а земля была холодной, как людские сердца, и пошедшей трещинами, как его собственная жизнь. - Заебись, - он поглядывал на часы, пытаясь объехать гудящий мусоросборник. Он почти опаздывал. Спальные районы, где жили те, кто не мог позволить себе машину, не говоря уже о приличной работе, были под присмотром банд, периодически пытавшихся переделить территорию, когда у них менялись вожаки. Из-за этого узкие улочки и свалки перед работающими в полмощности предприятиями периодически превращались скотобойни для двуногих. А полицейские порой обнаруживали в черных пакетах из-под мусора в баках на заднем дворе участков куски мяса. Но обычно все было спокойно – наступали мирные рабочие утра и серый свет лениво шарил липкими пальцами по грязным стенам, асфальту и земле, проросшей чахлой травкой, которую нельзя было курить даже при самом большом желании. Выпускнику Пассадены и просто приличному человеку неоткуда было знать, что появление чужака на такой территории – это хорошее развлечение. Источник некоторой прибыли и отличного настроения - а ради этого стоило чуть задержаться на пути из местного ночного притона домой, к скрипучим кроватям и ворчливым матерям. Их было восемь – здоровые парни – и они смеялись. А Майк стоял, прислонившись к стене. Время остановилось. Тихонько тикали часы у него на запястье, и полз по небу клок темного дыма из кирпичной трубы, высившейся правее метрах в ста. - И какого хуя ты сюда забрел? Разложить бы тебя за пощупать, что у тебя в штанах. Коли не девка… Майк переводил совершенно спокойный взгляд с одного бессмысленного лица на другое – они были похожи, как братья… как манекены в магазине. У роботов, во всяком случае у сонивского QRIO, интеллекта было больше. Но Майка это абсолютно не волновало: он видел небо, становящееся голубым, и слышал ветер, наполнивший его внутреннюю пустоту шепотом, подаривший ей голос. Двое парней шагнули к нему, чтобы схватить за руки, их лица исказили недобрые ухмылки. Он просто махнул рукой и пошел вперед – метрах в ста тормозил разгонавшийся автомобиль, а мальчишка собирал зеленые яблоки, вылетевшие из порвавшегося пакета и ничего не замечал, потому что его уши прикрывали большие наушники. Его худенькие плечики под безразмерной футболкой, на которой был нарисован Бон Джови, двигались в такт какой-то мелодии – быстрой, как биение сердца. Парни изумленно смотрели своей уходящей жертве в след – Майк шел быстро. Крылья… - прошептал один из них. Взвизгнули шины, хрупнуло яблоко; закричал молодой мужчина, вышедший из магазина, полетели на землю пакеты. Майк дернул мальчишку за плечо и потянул на себя. Машина проехала в нескольких дюймах от ног-спичек в стареньких кроссовках и наконец затормозила. Майк чувствовал как бьется под его ладонью сердце… Мышь выглянула из пакета; у ног парней, продолжавших пялиться на Майка и мальчишку, сидевших на земле, лежали серые перья, достаточно мягкие, чтобы утащить их – идеальный материал для гнезда, необходимого, чтобы с любовью растить потомство, да и просто спокойно жить – насколько это возможно в мире людей. Честер краем глаза наблюдал, как пластиковый колпачок наполняется черной краской. Потом уткнулся носом в пахнущую анестетиками и слезами подушку. Прикосновение игл к коже было неожиданным, но он не вздрогнул. Стерильную и при этом совершенно безумную – из-за странных эскизов, развешанных по стенам, - комнату наполнило мерное жужжание. Пчелиный рой несся над полем. Или стая японских ос. - Ваш? – говорить получалось плохо, губы не слушались. Майк подтолкнул в спину мальчишку, мокрого как, мышь, продолжавшего прижиматься к нему. Рука бессильно упала – с ободранных об асфальт костяшек пальцев сочилась кровь. Автомобиль снова пронесся мимо, дав задний ход. На мгновение Майк потерял из виду молодого мужчину, так и стоявшего на той стороне узкой улицы. - Мой. Он облизнул губы. Поднял руки, словно собираясь обнять мальчишку, уже с бесконечно виноватым видом шедшего к нему. На мгновение выглянуло солнце – Майк поднес ладонь к ослепленным глазам – и его тут же заволокло дымом из трубы и тонким серым облаком. - Какого черта… ты только о себе думаешь… а если? – черные наушники были брошены на землю, блестящие осколки полетели в разные стороны. - Спасибо! Майк, уже поднявшийся на ноги и собиравшийся идти своей дорогой, обернулся и коротко улыбнулся. Улыбка вышла кривой – слишком низко упал капюшон, отбросив тени на нижнюю часть лица, скривляя тенью улыбку, будто один уголок губ потянулся вниз. Со скрипом раскрылось окно третьего этажа в доме напротив, и на улицу выплеснулось содержимое помойного ведра и крик сердито отчитывающей сожителя женщины. - А у него крылья… - мальчишка дернул молодого мужчину, крепко сжимавшего его плечики так, будто собирался никогда в жизни больше не отпускать его, за рукав и поднял голову, заглядывая ему в глаза. Тот смотрел на Майка, пружинистым шагом шедшего по улице. - Глянь. - Заебись, - Честер бросил короткий взгляд в зеркало и направился к окну, чтобы выдохнуть дым – сигарету он зажег, делая три шага до окна. За окном было два метра провала и кирпичная стена соседнего дома. В прожилках серого, как жизнь трудящейся части населения этого района жизнь, цемента. Спина болела. Монотонно жужжала машинка. Свернув за угол и пройдя шестнадцать шагов, Майк остановился: по грязной улице уже начали сновать люди в довольно яркой одежде, спешившие кто на работу, кто в школы, и снова ветер с пустыря понес слабый запах гнили и разложения. Чуть не поскользнувшись на банановой кожуре, Майк повернул обратно – он хотел фисташкового мороженого из магазинчика напротив свалки. Он уже чувствовал холод и терпковатый вкус на языке. Свернув второй раз за обшарпанный угол (нарисованная неровная белесая стрела), Майк остановился. Дальше просто смотреть на этот странный и наполовину (благодаря Честеру) чужой мир было невозможно. - Не смейте! – по лицу мальчишки текли злые слезы, он дергал перила железной лестницы, ведшей на второй этаж крайнего дома у пустыря. - Заткнись, сученок. А то у меня есть чем занять твой болтливый рот, - один из парней из тех, с кем Майк столкнулся на пустыре нехорошо усмехнулся и зашел в открытую дверь с площадки пожарной лестнице, толкнув мальчишку на перила. От боли – он чуть не пополам перегнулся, почти падая вниз – мальчишка зашипел. Молодой мужчина, лицо которого закрывали теперь длинные светлые волосы, попытался подняться. Он лежал на асфальте. На глазах Майка он съехал по лестнице вниз, пересчитав все ступени своей спиной. - Твой брат мне задолжал за неделю, – донеслось из квартирки. - Только молчи, малыш, - прочитал Майк по губам. Мальчишка забился в угол. Под лестницу. Остальные парни курили, сплевывали вниз и перекидывались короткими бессмысленными словами – все они стояли на площадке второго этажа. Майк, расталкивая их локтями и вытирая боком стену, пробирался наверх. Лестница дрожала. Парни смотрели на него с удивлением, не смея толкнуть его. Майк не обратил на это никакого внимания. - Этого хватит? Хрусткие, как молодые яблоки, купюры полетели на явно недавно вымытый пол. Одна из бумажек залетела под холодильник изукрашенный подобием граффити, сделанными цветными маркерами. Мысль о том, что именно он, Майк Шинода покупает таким образом, мелькнула и провалилась в пустоту, на мгновение напомнившую о себе - то ли взглядом этого парня, растянувшегося на асфальте и неуловимо похожего на Честера. Честер повел плечами, пытаясь почувствовать, что изменилось в его жизни. Спину жгло, словно с него заживо содрали кожу, он вздрогнул, пока натягивал через голову рубашку. Слишком яркие воспоминания о том, что когда-то давно, еще до Сэм, грезилось ему, пришли неожиданно и укололи сильнее, чем иглы машинки татуировщика. Придуманный запах вазелина раздражал. Честер подкинул на ладони телефон, на экране которого высветилось четыре непринятых звонка от дилера. - Чувак, ты слишком ного пьешь. Будешь хреново заживать. Краска сойдет… - Да пошел ты, - Честер улыбнулся, оборачиваясь. За полуопущенными ресницами взгляда было не прочитать. Машина сорвалась с места. Он пытался убежать. Честер усмехнулся – отражение в зеркале заднего вида тут же недовольно поморщилось. Он ехал через весь город по пропахшим бензином забитым улицам. Громкая резкая музыка с демо-диска рвалась наружу, сквозь хрупкое стекло, дрожащее под напором его голоса. Этот дешевый чай в кружке с нелепыми красными цветами, нарисованными на боку, был вкуснее того, который заваривала специально для него Анна – она покупала его в каком-то загадочном и мега-секретном магазинчике на Седьмой авеню. Чай был сладковатым и уже чуть теплым. Майк сидел на стиральной машинке, по-турецки поджав под себя ноги. Мальчишка устроился в той же позе на маленьком кухонном столике, и только хозяин сидел на табуретке – треногой и даже более устойчивой, чем стол, под ножку которого был подложена книга по теории бифуркаций. Майк самозабвенно болтал о какой-то ерунде. А эти двое его слушали, чуть ли не раскрыв рты. Мальчишка теребил в руках подобранные с пола серые перья, пряча обгрызенные ногти. Вели себя так, словно о том, что случилось меньше часа назад никто не помнил. Спрятать несколько крупных купюр, которые он не так давно собирался потратить на подарок Анне, под опустошенной чашкой оказалось совсем несложно – хозяева смотрели ему в глаза, а не следили за действиями его рук. Майк попрощался с ними коротко – что-то его гнало обратно. Может быть, оставленная в студии пустота звала обратно, к себе, соскучившись сама с собой. - Ты видел крылья? - Да, - мужчина поднялся, болезненно поморщившись. Он провел по серому перу, которое мальчик поднял с пола и протянул ему, пальцем, - да… Было еще слышно, как Майк сбегает по дрожащей-дребезжащей лестнице вниз. Ему срочно нужно было снова оказаться на этой земле, почувствовать ее под своими ногами, выйти из пике в безвоздушном пространстве. И, может быть, позвонить Честеру - предупредить, что опаздывает на репетицию, и спросить, что у него с дилером. *** Иногда очень сложно что-то продолжать. Даже если это что-то – очень важно для тебя и ради него ты бросил все и сломал себя. Теперь уже сам, без посторонней помощи. Когда за спиной остались мили пыльных серых дорог, грязные улочки и белый порошок, когда ты выплыл из моря выпивки и сигаретного дыма, разъедавшего глаза почти, именно что почти до слез – ведь парни не плачут. Он сам вытащил себя из этой дыры, сумев зацепиться за что-то случайно нащупанное в темноте, его ослепившей. Темнота была похожа на татуировку, начавшую вырисовываться на спине: ощущается болью, но ничего не видно. Темнота, в которой можно двигаться только наощупь и на голос, которого сейчас не было слышно. Честер чертыхнулся. Пальцы, сжимающие салфетку быстро пробежались по линзам очков, и белый платок полетел на пол. Студия казалась наполненной пустотой, от которой кружилась голова и сворачивались в тугой узел все внутренности. Не хватало Майка. - И где его носит?! Честер злился и чуть ли не бегал по студии. Пару раз он с размаху вмазал по стене ногой. Джо как-то неудачно съязвил по этому поводу. Честер огрызнулся. Роб предложил заняться отработкой инструментальных партий. Комната стала напоминать пчелиный улий. - И как Майк тебя выносит… - Мы дополняем друг друга, – процедил Честер, но никто не услышал. Было неспокойно на душе. - И вообще ваш Шинода – ангел во плоти… Майк несколько минут простоял в дверях, наблюдая за ними: Честер, сидевший на подоконнике и курящий в окно, блестящее горлышко бутылки на полу, Джо, что-то выстукивавший на барабанах и издевающийся над ним Феникс. Слова сами сорвались с губ, раздвинувшихся в улыбке – Майк не мог сформулировать четче. - Я готов начать сначала. Честер резко обернулся – сверкнули стекла очков, чуть приоткрыт рот, словно он собирался что-то сказать. Но промолчал. Майк коротко кивнул ему. Остальные парни продолжали возиться с инструментами. И только Честер заметил, что сквозняк взметнул из-под ног Майка мягкие серые перья. Fin. |
Перейти к обсуждению
Назад на "Фанфикшен" // Назад на главную // Disclamer
