На главную
"When the soul cries"

Название: When the soul cries (Когда душа плачет)
Автор: Chester Cherry
Фендом:Linkin Park
Вид работы: Фанфик
Задание: 32. Нашли и потеряли
Категория: slash
Пейринг: Bennoda
Рейтинг: pg-13
Жанр: Angst
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат персонажам. Навеяно фиком Просто Маши "Симфония любви"
Размер:midi-maxi
Саммари: Когда плачет душа... Когда плачет о потеряном... Мысли... Оживают.
Варнинг: Возможны сцены насилия, секса, употребления наркотиков/алкоголя, суицида; маты, AU.
Примечание: написано на L2-фест «5 лет» по фразе № 32 «Найти и потерять»
[Прим. ред.: данный текст размещён на сайте на правах фестовой работы.]


1. Голос (Yiruma (Piano Solo)

"... В сердце живёт февраль...
В сердце живёт боль...
Глаза устремлены вдаль...
Теперь играют главную роль...
Ведь ты уходишь.
И мне остаётся лишь наблюдать...
Ведь ты уходишь.
И мне теперь не стоит тебя ждать..."

Смолкают все звуки. Теряется среди огромных комнат тихий мужской голос. Затихает последний аккорд, сыгранный на старом чёрном фортепиано. Огромный
загородный особняк погружается в тишину.
Лишь далёкие удары маятника в гостиной.
Тихий вздох. Звук битого стекла. Едва слышные ругательства. И вновь темнота, тишина. Лишь лунный свет.
Распахнутые окна, двери. Холодный ветер гуляет по огромным комнатам дома.
Стильный дизайн комнат, роскошная мебель, дорогой декор... И пустота... Будто недавно съехали хозяева... Пустая кухня, гостиные, столовая, спальни, ванная, туалет... Везде пусто.
И лишь в огромной каминной, где из мебели лишь потайные шкафы да маленький диванчик, посередине старое чёрное фортепиано, где балкон обустроен под зимний сад, окна из комнаты на балкон — вертикальные фонтаны, а окна балкона закрываются лишь в ненастье, стоял мужчина. В лунном свете его неподвижная фигура казалась мраморной. В лунном свете на полу искрились осколки разбитого графина, пролитая вода.
Было безумно холодно, но мужчина не замечал ветра, гуляющего в комнате. Его волновало другое. Он стоял, потупив голову, и держался левой рукой об крышку инструмента.
Если б не опора, он бы давно упал.
Луна скрылась за облаком.
В каминной стало темнее.
Парень подошёл к потайному шкафу, открыл дверцу, взял оттуда две чёрные свечи.
Он глубоко вдохнул воздух, чтоб не заплакать. Как бы ему не было плохо, он не мог себе позволить слёз. Просто не мог.
Поставив свечи на крышку фортепиано, он зажёг их зажигалкой. Он никогда не пользовался спичками. Даже если на сигареты с зажигалкой уходили последние деньги.
Центр комнаты озарился слабым светом от пламени свечей. Такого же тревожного, неспокойного, как и чувства мужчины.
Не было сил больше так стоять.Он сел за инструмент и начал играть. Тихая, неуверенная мелодия нарушила тишину дома. Вместе с музыкой оживают и неприятные, режущие сердце воспоминания.
Воск стекает на крышку фортепиано и застывает. Он закрывает глаза и уже играет на ощупь, доверяя лишь чувствам и памяти. Ещё мгновение и слеза, скупая мужская слеза падает на клавиши, а в следующий миг уже стёрта. С каждым мгновением звук становился громче, настойчивей, быстрей. По щекам, слеза за слезой, стекает боль, обида. Уже невозможно сдерживать себя.
Пламя свечей чуть не гасло от сквозняка в комнате, качание головы играющего в такт музыке. Оно раз за разом то почти тухло, то загоралось с новой силой вновь, раскачиваясь из стороны в сторону.
Такие горячие, такие обжигающие, слёзы стекали по щекам, оставляя после себя лишь влажный след. И больше ничего. Совсем.
Лунный свет, пламя свечей, музыка и слёзы. Руки, объятые нарисованным огнём, извлекающие звук из инструмента. чёрный воск, медленно растекающийся по верхней крышке фортепиано. Вода, стекающая по стеклу, вперемешку с болью. Вперемешку с опустошённостью.
Он повернул голову у двери. Ему казалось, что его кто-то тихо позвал: "Честер".
Мужчина встал из-за пианино и направился к выходу из комнаты. Свечи потухли. И теперь лишь две тонкие струйки дыма, приобретая причудливые формы, поднимались вверх и растворялись.
Разбитый графин и пролитая вода всё так же искрились на полу в лунном свете.
Честер закурил сигарету. Слишком резко затянулся и закашлялся.
— Чёрт!
Его окутала тьма. Тишина наваливалась тяжёлым грузом. Казалось, что в этом
пустом коридоре спёртый, бедный кислородом воздух. Было тяжело дышать.
Холод пронизывал до костей.
Он вновь услышал зовущий его голос.
"Боже, какой знакомый голос..." — пронеслось в голове. Теперь он понял, откуда его могли звать — из его спальни. Мужчина пустился в бег. Но когда он добежал туда, там было совершенно пусто.
Честер выругался про себя.
Он опять услышал зовущий его голос. Тоже мужской. Такой до боли знакомый и очень родной. Но он никак не мог понять, чей. И вроде мысль вертится, но он никак не может ухватиться за неё. Теперь голос доносился снизу.
Беннингтон молниеносно спустился по лестнице вниз.
Вновь тихое: "Честер..." из кухни. Парень невольно ахнул, он понял, уто его звал. И не мог поверить. Он поспешил в кухню. Но там пусто.
Честер прижался спиной к стене.
"Господи, на что я рассчитывал? Он же ушёл! Ушёл, хлопнув дверью. Даже не дослушал меня. Как я мог поверить что он... Что мой Майки остался? Как? Господи, какой я идиот, а! Я кретин, последняя сволочь! Майк никогда меня теперь не простит... Он скорее застрелит меня. Так мне и надо.
Боже, какой же я идиот..."
С каждым словом, возникающим в мыслях, он съезжал вниз по стене. И когда он оказался на полу, то просто закрыл лицо руками.
Тишину дома разрушили тихие всхлипывания — Честер стыдился собственных слёз, но сдержаться никак не мог. Уже.
Он ненавидел себя за всё. Он жалел, что родился на этот свет, ведь он умел
только одно — крушить чужие души, жизни. Когда-то это была Саманта...
Ещё до его уезда в Калифорнию. Потом Талинда. А с ней и Анна. А теперь и Майк. Но девушек ему было не жаль. жаль его. Майкла Кенджи Шиноду.
Он разбил сердце ранимого гения. Разбил сердце по глупости. По пьяни.
Разбил в единый миг всё то, что они так бережно собирали вместе все эти пять лет. Всё то, что оберегали все эти пять долгих лет. Единым разом
перечеркнул всё прошлое.
Было больно осознавать, что он убийца. Убийца надежд, чувств. Убийца радости, счастья.
Было больно понимать, что он ничтожество. Что он в этой жизни ничему не научился, лишь вс крушить, рушить.

Вдруг в голову пришла жуткая мысль — если он так мешает другим, то зачем он живёт? Не проще ли покончить жизнь самоубийством? Не легче ли залезть в петлю или взять в руки нож?
Парень поднялся с пола, подошёл к столу,
где стояла подставка с ножами и взял один, побольше, в правую руку.
Парень уже приложил острое лезвие к левому запястью, но что-то остановило его. Страх смерти? Нет. То, что своей гибелью он сделаает
хуже не себе. А Майку. Тот не сможет потом жить спокойно.
Нет, Беннингтон никогда не сможет этого сделать.
"За что?"

2. Мысли.



Догорают последние угли в камине. Но это не делает комнату теплее.
Лишь холод. Пронизывающий холод и иступленная боль.Лишь ненависть.
Ненависть, затуманивающая любовь. Ненависть, убивающая всё на своём пути. И обида. Горькая обида. Обида за то, что всё оберегаемое ними, он так просто разрушил. А вместе с ней и его душу. Душу Майка.
Пять лет. Долгие пять лет они собирали кусочек за кусочком, осколок за осколком, чтоб сложить разноцветный пазл их собственного счастья. Но всё, что они нашли, они в одночасье потеряли. В одно мгновенье. И из-за чего?
Потух последний уголь. От камина всё ещё шёл жар, но это не согревало. А заставляло мёрзнуть только сильнее. Потому что в душе было безумно холодно.
Когда душа плачет... Её тепла ничтожно мало, и этого не хватает на то, чтоб согреть тело. И ни тепло огня, ни тепло солнца не поможет. Только тепло другой души, тепло другого человека.
Но он ужасно одинок сейчас. Внутри него всё разбито. На мелкие осколки.
Если бы он знал, что всё так обернётся...
Майк встал с пола и открыл и открыл окно. Он надеялся, что этот холод дождя отрезвит его, но нет, парень лишь сильнее ощутил боль души.
Из-за Честера он разбил сердце Анне, но ради чего? Чтобы самому оказаться на её месте? Чтоб сейчас сидеть разбитым в дребезги? Чтобы сожалеть овсём потерянном? Чтоб его внутренности леденели от воспоминаний? Чтобы он, Майкл Кенджи Шинода, чувствовал себя бессильным? Чтобы темнота скрывала его безумную боль?
Мягкий ковёр из натуральной шерсти казался жёстче земли; уютные диван и кресла, но сейчас он посчитал их до ужаса неудобными; зеркальный потолок и панели цвета молочного шоколада делали комнату просторней, но сейчас стены давили на него, и парень чувствовал себя запертым в клетке из дерева, стекла и бетона.
Одиночество съедало его. Он мог попросить кого угодно составить ему компанию, поговорить с кем-то... Любой бы откликнулся. Но Майк не хотел. Не хотел, чтоб кто-то видел его слабым, помогал ему. Он не хотел. Не хотел чувствовать себя в чём-то нуждающимся. Не хотел, чтоб кто-то его жалел.
Не хотел, чтоб кто-то видел, как его душа плачет и медленно умирает.
И потом... Многие видят в нём знаменитость, а не простого человека со своими нуждами, проблемами, обидами, целями. Многие вели себя рядом с ним неестественно, и Майк это чувствовал. Все играли какие-то роли, были кем угодно, но только не собой. И лишь один человек был тем, кем был на самом деле. Пусть у него был взрывной характер. И всё же он был собой.
Но всё же Майк ошибся. То, что они нашли, они потеряли. По его вине, Честера. Идиота Честера Чарльза Беннингтона.
К горлу подступил неприятный ком. Всё, чем они так дорожили, ради чего жертвовали буквально всё... Всё оказалось ложью, игрой...
Стало щемить сердце.
Когда плачет душа... Не всегда лицо влажно от слёз. Не хотелось плакать. Ведь слезами горю не поможешь.
Одиночество.
Такое жгучее. Но так даже легче, намного легче собраться с мыслями.
Легче понять, кто он на самом деле сейчас, куда ему идти, к чему стремиться.
И лишь лунный свет. Холодный, печальный, от которого в душу, в плачущую душу закрадывается ещё более сильная грусть. Только лунный свет и он.
Майк сидел на меховом ковре в позе лотоса, склонив голову. Его сгорбленная фигура вызывала жалость и сострадание. За последние полчаса он не сдвинулся ни на дюйм, в темноте можно было сказать, что это не человек, а статуя.
Как же он хотел стать бездушной мраморной фигурой, не чувствовать ничего: ни боли разочарования, ни сожаления о потраченном времени, ни этой непонятной грусти, ни жалости к самому себе... Ничего. Совершенно. Он готов был вырвать своё сердце, чтоб оно не ускоряло предательски свой темп при каждом воспоминании...
Непонятный стук по карнизу. Один... Два... Пять... Десять... Дождь. Нечастый гость в этом городе...
Небо тоже плачет. Вместе с душой. Плачет о потерянном счастье. Вода стекает по стеклу, карнизам. Потоками стекает по асфальту, смывая всю грязь, пока не доберётся до канализационных решёток. Если бы дождь помог избавиться от назойливых воспоминаний. Но увы, это почти невозможно.
Есть лишь один выход. Забыться.
Стало темнее. Он только сейчас заметил, что идёт дождь. Лишь сейчас заметил, что луна исчезла за тучами.
Не хотелось включать свет. И без него слишком неприятно.
Настроив свет торшера, Майк принёс из своей мастерской альбом, краски, кисти, карандаши. Он поудобней устроился близ торшера и ни о чём не задумываясь, рисовал на бумаге что-то... Он не видел, что он создавал на на белом листе, но когда через полчаса будто очнулся, сердце лишь сильнее сжало от боли и грусти. На него смотрели любимые и одновременно ненавистные глаза, он видел самую прекрасную и одновременно самую уродливую улыбку на свете... А в нижней губе металлическое колечко, с которым связано столько сладостных воспоминаний... Он не мог понять, почему... Ведь он ненавидит этого человека... Или любит?
Всё выпало из его рук. Горячая, горькая слеза скатилась по щеке. Почему? Почему так сложно отпустить? Ведь всё, конечная станция, финал фильма, конец... Постскриптума нет. Не дано. Зачем тогда всё это? Зачем себя так терзать?
Он мучительно закрыл глаза.
"... Почему?.. Честер... Ты же всё решил за нас двоих... Почему же теперь так? За что мне такое наказание? Это же не я..."
Ещё одна слеза покатилась вниз по щеке, оставляя влажный след. Вновь перед глазами предстали неприятные воспоминания.
"... так сделал.
Честер... Если б ты знал, как мне сейчас тяжело, больно, обидно. Зачем так подло ты поступил, а?"
Парень едва вздохнул и выключил свет. Дождь всё так же стучал по окнам и карнизам. Небо всё ещё плакало.
Он встал и пошёл на улицу, в дождь.
"О чём ты думаешь сейчас, Честер? радуешься, что это конец? Сожалеешь о зря потраченых годах? Жалеешь о случившемся? Хочешь всё вернуть? Даже если и хочешь, то это уже почти невозможно... Если бы ты знал, как глубоко ты вонзил мне в спину свой нож. И выстрелил в сердце. Такие раны, они ведь не заживают уже никогда... И болят..."
Дождь пустился ещё сильнее. Майк вымок до нитки в один миг. Но ему было плевать на это с высокой колокольни. Стекающая по телу вода только успокаивала.
"Честер... Как такое может быть — м с тобой плохо, а без тебя ещё хуже?
Чёрт, как же я тебя ненавижу... Что не могу выбросить из своей головы... Не могу разлюбить... Я знаю, ты не придёшь... Но я хотел бы... Но ты меня даже не слышишь... Приди, прошу... Приди... Разгони эти чёртовы тучи..."
В голове созрела ужасная мысль.
"... Или я просто умру..."

3. Город чёрного цвета

Ночные улицы Лос-Анджелеса рассекал шикарный Ferrari. Дождь лил как из ведра.
На огромной скорости он летел на другой конец города. Ему нужно было всё объяснить.
Дворники лобового стекла не справлялись с водой, и стекло стало похоже на фонтаны в зимнем саду его дома...

...Он едва улыбался во сне. Честер убрал прядь волос с его лба и поцеловал.
Губы Майка расплылись в ещё большей улыбке. Он решился на большее.
Только губы одного парня коснулись губ второго, как тот открыл глаза и
прижал к себе перепугавшегося Беннингтона.
— Я тебя разбудил...
— Пустяк. Мне даже понравилось...

Он лишь горько усмехнулся. Пять лет назад. Они только поняли, что не могут друг без друга. А теперь по его вине всё потеряли.
Фонари, тротуары, ночные клубы, закрытые магазины — всё одно и то же, серое, одинаковое, монотонное. И его машина, словно чёрная молния, рассекает это однообразие. А в голове только воспоминания...

Чёрт, Талинда, что ты хочешь от меня?
— Я? Правду и только правду, Беннингтон!
— Ты уверена что...
— Да, твою мать, хочу! Очень!!! — она сорвалась на крик.
— Хорошо, я люблю другого человека.
Глаза девушки стали по полцента.
—Ты хочешь сказать, что... парня? Почему ты раньше не сказал, что... предпочитаешь мужчин? — в её голосе было слышно, что Талинда вот-вот
заплачет.
— Я не знал... До сих пор...
— Я тебя не понимаю... Просто не понимаю. Можешь не провожать, сама дорогу найду.
— Только... Не пойми меня неправильно...
— Что тут не понимать. Мне просто не нашлось места в твоей жизни. Только один вопрос. Кто он?
— Майк.
— Может, он и сделает тебя счастливым...
И просто ушла...

Зазвонил телефон. Дурацкая смс от оператора...

...— Я знаю, что у тебя козырный туз! Блин, я продул...
— Какой ты догадливый, Шинода! А теперь время исполнять желание.
— И что же ты хочешь?
Они довольно часто играли по вечерам в дурака на желание. Обычно выигрывал Майк, но не сегодня.
— Я хочу... Что же я хочу...
Он задумался на миг
— Я хочу... тебя.
— эй, чувак, ты с Луны свалился? НЕТ!!! У нас обоих есть девушки...
— И что?
— У тебя нет желания попроще?
Он покачал головой.
— Чтоб ты сдох, козёл! Хорошо. Только поцелуй. Не больше. И делаешь это ты.
— Тогда ложись.
— Это ещё зачем?
—Чтоб не сбежал.
Тот послушался. Робкий, спрашивающий поцелуй в губы. Никакой реакции. Ещё один поцелуй. Ему казалось, что он просто украл их... Украл два прикосновения к этим мягким, бархатным, слегка полноватым губам.
Поцелуй за поцелуем, касания кончиками пальцев атласной кожи лица, но нет, Майк не поддавался на эти несмелые ласки. Честер был огорчён. Неужели настолько Майку плевать на него, что он так холоден и неприступен.
Он и сам не заметил, как маленькая слезинка навернулась на глазах, резко покатилась по лицу и сорвалась вниз, на лицо Шиноды.
Тот лишь слабо улыбнулся. Ещё один поцелуй, такой же несмелый, как и предыдущие, и Майк прижимает Честера к себе. Спрашивающий, несмелый поцелуй переростает в нечто большее, в настоящий, во взрослый, с переплетением языков, с лёгким покусыванием губ, со слабой нотой нежности в окене страсти поцелуй....

... Боль кольнула сердце. Разве это ещё повторится с ними? Смогут ли они быть вместе опять? Парень на секунду закрыл глаза. Нельзя было забывать, что он за рулём. К горлу подкатил неприятный ком.
— Да сколько можно пускать сопли, чёрт подери!!! — яростно проорал он...

... Полутёмный коридор ночного клуба. Всё плывёт перед глазами. Ухо обжигает горячее дыхание.
— О Честер, я слышала, что ты очень хорош в постели...
— Ну и от кого?
— От Майка.
Эти слова... Как гром средь ясного неба.
— Ты его видела?
— Расслабься, ты весь напряжён.
Выпитое спиртное затуманивало разум, но он отчаянно сопротивлялся.
— Может не надо?
— Успокойся, Чез, всё хорошо...
Она лизнула мочку уха парня. Его бросило в дрожь — случилось то, чего он
меньше всего хотел и больше всего боялся. По коридору шёл Майк и, судя по его обеспокоенному виду, он искал Честера. Его лицо в миг переменилось, когда он увидел мужчину, да ещё и не одного.
— Отпусти, Анна! Майк, подожди, я всё объясню!
Но он уже шёл к выходу.
— Майк, подо...

Что я тебе такого сделал, что ты мне изменяешь? Да ещё и с моей бывшей девушкой? Причём которую я бросил ради тебя, потому что думал, что ты меня любишь, что я тебе правда нужен... Ради тебя, придурок!
— Может... Давай всё решим у меня дома? Здесь как-то...
— Ну раз тебе, — он перебил Честера и нарошно сделал ударение на слове "тебе", — раз тебе так удобно, то мне всё-равно, где...

... Майк нервно расхаживал по гостиной в доме Честера.
— Как мне это понимать, скажи?
— Пойми меня, это не я...
— А кто тогда? Не ври мне, Беннингтон! Не ври хоть сейчас. Как давно?
Он поперхнулся:
— Что?
— Не паясничай. Как давно ты изменяешь мне?
— Майк, ты что, рехнулся? Последние мозги в студии просидел?

Я хоть в студии время провожу, а ты в ночных клубах с шалавами зажигаешь! Чувствуешь разницу, а?! Нет?! Да тебе чихать на меня с высокой ёлки, просто похуй, есть я на этом белом свете или нет. Но мне не наплевать, понимаешь? Я пытался быть для тебя и другом, и братом, и любимым, и любовником, но тебе по барабану на все мои усилия. Всё, что мы пытались сохранить все эти пять лет, ты всё разрушил сегодня одним махом. Ты просто уничтожил меня, Беннингтон, ты хоть это понимаешь, а?
— Майк, я не...
— Я не хочу слышать твоих нелепых оправданий. Можешь не напрягаться, я и сам уйду.
И он ушёл, не дав ничего сказать...

Он ехал на предельной скорости, будто боялся опоздать.

4. Боль воспоминаний.

Дождевая вода стекала по его волосам вниз. Из одежды можно было выжимать воду, обувь тоже была полна воды. Сам Майк лежал на холодном, мокром асфальте
парадной дорожки, с закрытыми глазами, и его тело сотрясалось от беззвучных рыданий. Душа отравлена случившимся, он не может встать с холодного мокрого бетона — не хватало сил... Не хватало желания...

...— Мне даже понравилось...
С этими словами он понял всю чудовищность и прелесть прошлой ночи. Они действительно были близки этой безлунной ночью. Он совершил ужасное, изменил Анне. с Честером. С лучшим другом. И не чувствовал угрызений совести. Напротив, внутри него образовался пушистый комочек, гревший душу своим теплом, а "в животе бабочки водили свои языческие хороводы" (by Anhelle).
Недавняя депрессия куда-то исчезла без следа. Будто именно этого Майк хотел столько времени. Он испугался, когда понял, кто он на самом деле. Он никогда не переступал рубеж. Но всё бывает впервые. И этого "впервые" он ужасался и боялся. А рубеж оказался таким призрачным... И теперь ему всё-равно. Он знает, чего хочет, и как ему
быть дальше.
— Честер.
— Да, малыш.
— Зачем?
— Что именно?
— Зачем мы это сделали, зачем занялись любовью?



Перейти к обсуждению

Назад на "Фанфикшен" // Назад на главную // Disclamer




© Bunny, 2005. Возникли вопросы или предложения? Пишите!
Hosted by uCoz